— Я потом тебе всё расскажу, мама.

— Да-да, доченька, — мама Любы Вероника Сергеевна быстро взглянула на меня, поняв, что дочь не хочет при мне описывать все невзгоды, с которыми ей пришлось столкнуться. — Спасибо, я так благодарна вам! — с признательностью сказала она и вновь переключилась на дочь, гладя взрослую дочь по голове и словно убеждая и её, и себя: — Теперь всё будет просто замечательно! Ты дома. Жива, здорова. Всё обошлось, всё уже закончилось!

Под действием такой простой и незамысловатой ласки Люба вскоре успокоилась.

— Давайте поедим, — тут же встрепенулась её мать. — А то вы с дороги… Голодные поди?

— Да, — тут же подтвердил я её предположение, поощряя расточающую благодарности хозяйку переключиться на более приземлённые дела и проблемы. — Давно не ел домашней еды.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась она.

Из холодильника выудили кастрюлю с супом, открыли давно припасённую баночку шпрот и на стол торжественно водрузили бутылку водки со странной фольгированной пробкой в виде кепки, как сейчас бы сказали.

Пить я отказался, а поесть — с удовольствием поел. Время стремительно уходило, и солнце постепенно садилось за горизонт.

— Мне пора в гостиницу.

— Ой! — вдруг вспомнила мама Любы, — Тебе же твой спаситель подарок оставлял. Совсем запамятовала!

Женщина метнулась в комнату и вынесла оттуда часы, отдав их дочери.

Люба, взяв их в руки, глянула на маленькие аккуратные часики и бросилась на меня с объятиями, чуть не свалив со стула. Прижавшись всем телом, она дала мне возможность почувствовать упругую грудь, а её губы жарко зашептали мне в ухо:

— Приходи завтра часа в два! Я буду тебя ждать.

Удивившись, я заглянул в её глаза и увидел там такое море обещаний, что даже немного оторопел. Всё-таки женщины — это очень благодарные существа! И они могут подарить мужчине много счастья (если он его, конечно, достоин!) и даже немножечко сверху. Я невольно посмотрел на Веронику Сергеевну, Люба заметила и, чуть лукаво нахмурившись, дала понять: всё будет хорошо! Ну, что же…

— Мама, мы с Иваном хотим пожениться, — взяв меня за руку, повернулась к матери Люба. — Да, Ваня?

— Д-да, — едва не подавившись чаем, подтвердил я, несколько офигевая от неожиданности.

Мама тоже оторопела, но возражать не стала. Видать, никак не ожидала такой стремительности в развитии событий. Посидев ещё немножко, я наконец-то ушёл, оставив Любу наедине с матерью. Добравшись до гостиницы, я просто лёг спать и спал до самого утра без всяких сновидений. Даже Змееголовый не приходил ко мне. А в это время…

* * *

Едва Бинго ушёл, Люба поведала матери обо всех своих злоключениях. Ну, почти обо всех, чем ещё раз довела её до слёз, ввергнув в пучину ненужных переживаний. Обнявшись, они просидели так допоздна, и только когда стрелки часов перевалили за полночь, пошли спать.

— Мама, я завтра пойду увольняться, — расстилая диван, проговорила Люба. — В обед приду домой… Тебе никуда по делам не надо?

— По делам? — мать быстро взглянула на дочь и по её глазам всё поняла. — А, ну так я давно у Клавы не была, — улыбнулась Вероника Сергеевна. — Как раз в обед к ней и съезжу! Обратно вернусь в шесть, хорошо?

— Хорошо, а то в семь уже и темнеть начнёт.

— Да ничего, до семи вернусь.

— Ма-а-ам, — вдруг просительно протянула Люба.

— А? — немедленно откликнулась та и обернулась на дочь.

— А если я тебе денег на такси дам, ты попозже сможешь вернуться?

— Так я и заночевать там могу. Особенное если куплю Клаве всяких разностей.

— Купи мама, купи, я тебе денег дам.

— Вот и хорошо, поболтаем подольше. Ложись, давай, Любушка, тебе поспать надо, утомилась поди. У тебя такой тяжёлый день был.

— Да, мама, — зевая и с наслаждением вдыхая знакомый с детства запах родного дома, проговорила взрослая дочь. — Мы двое суток добирались до Саратова. И всё с пересадками, то на самолёте, то на поезде. Мы на один самолёт сели, потом на другой, дальше — поезд… Я так устала, мама.

— Спи, доча, спи. Теперь всё будет хорошо.

Поехав с утра на работу, Люба после неприятного разговора с главврачом написала заявление на увольнение и ушла. Писать заявление в милицию о похищении и попытке изнасилования не имело смысла. Всё равно ничего доказать она не сможет, да и в том, что этих таджиков найдут, очень сильно сомневалась. Примерно около часа дня она приехала домой, застав спешно собирающуюся маму. Чмокнув её на прощание, женщина осталась ждать Бинго.

Ровно в два в квартире раздался звонок, и на пороге возник полковник Бинго с огромным букетом гвоздик. Розы в это время в Саратове достать не удалось. Однако на базаре люди в больших кепках гвоздиками торговали. Пролетарским, так сказать, цветком.

— Д… — заикнулась было Люба, но тут же исправилась: — Иван!

Я заржал! Вышло, хоть и с запинкой: Диван!

— Люба, — протянув ей букет, сквозь смех произнёс я.

Теперь хохотали оба.

Банально, конечно, но что поделать? Так проще называть друг друга, хоть и стёбно получилось.

— Люба, а где Вероника Сергеевна?

— Она ушла к подруге ночевать.

— Ммм, мама Люба, давай.

— Что?

— Да так, что-то на ум пришло непонятное.

— А ты выспался? — озабоченно спросила девушка.

— Ну да.

— Тебе с твоей контузией нужно следить за здоровьем. Я тебе обед приготовила.

— Хорошо, тогда давай пообедаем.

Обед оказался сытным, вкусным и приятным. Меня всё время тянуло к девушке, но пока волю рукам я не давал: скромничал. С собой я прихватил бутылка армянского коньяка, купленного из-под полы за цену, в три раза превышающую номинальную. К сожалению, алкоголь многим помогает окунуться в море страстей, ну или преодолеть некую зажатость, особенно женщинам.

— За твоё спасение, Люба! — открыл я бутылку.

— Да!

— За нашу с тобой встречу в Эфиопии!

— Да!

— За нашу любовь!

— Да!

Ну вот, три «да» прозвучали! Женщина немного расслабилась, не стоит тянуть время. Я встал и, приобняв её, потянул на себя, нежно прикоснувшись губами к её устам. Она тут же обмякла в моих руках. Терзая её губы мягким, но затяжным поцелуем, я погладил тонкую спину, потом спустился ниже, к ягодицам, а затем… Затем она сама повела меня в комнату.

Сорвав с неё одежды, я наконец-то добрался до вожделенного тела. И сейчас с удовольствием наслаждался его белизной, лаская своими, гм, чёрными руками. Рыжие волосы Любы разметались по подушке, губы опухли от беспрерывных поцелуев. Закрыв глаза, она лишь иногда тихо постанывала и выгибалась, подаваясь навстречу моим губам, рукам, а потом и не только им, полностью отдавшись мне.

Мы принадлежали только друг другу, стараясь доставить и получить удовольствие, насыщаясь и утоляя жажду, даря и забирая. И длилось это довольно долго. Но… любая власть имеет свойство исчезать. Люба очнулась, распахнула свои