В основе богатства страны, наряду с железом и медью, лежали обширные имперские владения. XVII век был для Швеции веком ее величия. С 1611 года, когда на престол взошел семнадцатилетний Густав Адольф, до 1718 года, когда погиб Карл XII, Швеция переживала лучшие времена своей истории. Шведские владения занимали все северное побережье Балтики и ключевые территории вдоль южного берега. В состав империи входили Финляндия и Карелия, Эстония, Ингрия и Ливония – то есть все земли, омываемые водами Ботнического и Финского заливов. Швеция владела западной Померанией и морскими портами – Штеттином (Щецином), Штральзундом и Висмаром на северо-германском побережье. Ей подчинялись Бременское и Верденское епископства, располагавшиеся к западу от полуострова Ютландия, занятого Данией, и открывавшие шведам прямой выход в Северное море. Кроме того, империи принадлежало большинство островов Балтийского моря.

Еще более важное значение для Швеции, нежели территория, имела торговля. Сине-желтый государственный флаг Швеции горделиво реял над устьями всех (за исключением одной) рек, впадающих в Балтийское море, – Невы, несущей воды в Финский залив, Двины (Даугавы), впадающей в море на болотистой низине вблизи Риги, и Одера, впадающего в Балтику у Штеттина. Лишь устье Вислы, которая протекала по территории Польши и впадала в Балтийское море в районе Данцига (Гданьска), не принадлежало Швеции.

То, что эти территории находились под властью шведской короны, было заслугой прославленных шведских военачальников и мужественных солдат. Первым и величайшим из полководцев был Густав Адольф – Лев Севера, спаситель протестантства в Германии, неутомимый воин, дошедший со своей армией до Дуная; он погиб в тридцать восемь лет, возглавляя кавалерийскую атаку в победоносной битве при Лютцене[2]. Тридцатилетняя война, продолжавшаяся и после его гибели, увенчалась Вестфальским миром, который щедро вознаградил усилия Швеции: она приобрела германские провинции и вместе с ними – контроль над устьями Одера, Везера и Эльбы. Присоединение этих германских территорий породило странную ситуацию, при которой Швеция – протестантская владычица Севера – управляла частью Священной Римской империи и участвовала в работе имперского сейма. Помимо номинальной власти, эти владения давали Швеции нечто гораздо более важное: доступ к Центральной Европе. Обладая плацдармом на континенте, она могла направлять свои армии в глубь Европы, и это делало ее силой, с которой приходилось считаться в вопросах войны и мира.

Словом, Швеция представляла собой великую державу, не лишенную, однако, и слабостей. Чересчур увлекшись завоеваниями, она разрослась сверх меры. Впрочем, преимуществ у нее было немало: трудолюбивый народ, дисциплинированные солдаты, короли, с блеском выступавшие в роли полководцев. И все же, чтобы сохранить достигнутое, ей требовалась осмотрительность. Силы нации нужно было беречь, а не ввязываться в новые, сумасбродные авантюры. Пока шведские монархи понимали это и действовали с оглядкой, у них имелись все основания полагать, что Швеция надолго, если не навсегда, останется владычицей Севера.

* * *

Причины Северной войны коренятся в истории и экономике – не только в страстном стремлении Петра получить доступ к морю. Борьба между Россией и Швецией за обладание землями по берегам Финского залива насчитывает не одно столетие. С XIII века Швеция враждовала с Новгородской республикой и Московским княжеством. Карелия и Ингрия, располагавшиеся к северу и югу от Невы, были исконными русскими землями[3]. Русский полководец Александр Невский одержал победу над шведами на Неве в 1240 году (за что его и прозвали «Невский»). Во время Смуты, последовавшей за кончиной Ивана Грозного, Швеция захватила обширную территорию, на которой находился и Новгород. В 1616 году Швеция вернула Новгород, но продолжала контролировать всю береговую линию с помощью таких крепостей, как Нотебург на Ладожском озере, Нарва и Рига, по-прежнему лишая Россию выхода к морю. Царь Алексей Михайлович предпринял попытку отвоевать захваченные земли, но был вынужден оставить эту затею. Его куда больше беспокоил конфликт с Польшей, а выступать одновременно против Польши и Швеции Россия не могла. Русско-шведским мирным договором в Кардисе[4]в 1661 году было закреплено право Швеции на владение этими землями.

Однако мысль об их возвращении не оставляла Петра. Оттого что они находились в руках у иноземцев, Россия несла значительные экономические потери. Обильный поток русских товаров тек через принадлежавшие Швеции порты Риги, Ревеля и Нарвы, где их облагали высокими пошлинами во благо шведской казне. Ну а кроме всего прочего, море неудержимо притягивало Петра. Побывав в Вене, он понял, что, поскольку император настроен на мир, а воевать с Османской империей в одиночку невозможно, доступ к Черному морю для него закрыт. Но совсем рядом – Балтийское море, его волны плещутся о берег всего лишь в нескольких верстах от русской границы, и оно могло бы служить прямым путем в Голландию, Англию и другие западные страны. И когда Петру представилась возможность вернуть эти территории, начав войну против юного шведского короля в союзе с Польшей и Данией, искушение оказалось непреодолимым.

Возможно, война бы и не началась, если бы судьба неожиданно не выдвинула на сцену фанатичного человека, который поднес фитиль к пороховой бочке. Иоганн Рейнгольд Паткуль был патриотом без родины. Он принадлежал к старинному ливонскому дворянству – напористым потомкам тевтонских рыцарей, которые некогда завоевали Ливонию, Эстонию и Курляндию и владели ими до середины XVI столетия. Не выдержав тяжелых ударов, нанесенных Иваном Грозным, Тевтонский орден распался и Ливония оказалась под властью Польши[5]. Поляки проводили жесткую политику – настаивали на употреблении польского языка, соблюдении польских законов, насаждали католицизм, в результате чего ливонские протестанты стали искать защиты у своих единоверцев в Швеции. В 1660 году после длительной борьбы Ливония стала одной из шведских провинций, и на нее распространялась политика шведского королевства, в том числе широко известная и встречавшая повсеместное сопротивление практика редукции[6]Карла XI. После ранней кончины Густава Адольфа шведская аристократия быстро усилила свое, правда относительное, влияние в государстве, чем вызвала ненависть других слоев населения. Когда Карл XI взошел на трон, и он, и шведский парламент (риксдаг) были убеждены в необходимости уменьшить влияние аристократии, предоставив королю абсолютную власть. Этого можно было добиться, потребовав возвращения короне многочисленных земель, ранее переданных в пользование дворянству. Дворяне же привыкли воспринимать эти земли как свои наследственные владения. Редукция, проводившаяся с 1680 года, осуществлялась сурово и непреклонно не только по отношению к самой Швеции, но и ко всем провинциям Шведской империи, включая Ливонию. Эта политика болезненно воспринималась в Ливонии, ведь всего двумя годами ранее Карл XI торжественно подтвердил права ливонских баронов и обещал не ущемлять их никакой редукцией, даже если она и будет проводиться в Швеции. Бароны воспротивились конфискации и направили эмиссаров в Стокгольм ходатайствовать о своем деле.