Сашин эгоизм проявлялся даже в мелочах. Купят им родители пирожные. Пока Оксана руки моет или переодевается, Сашка прибежит на кухню и все слопает в одиночку, а потом руками разводит и слезы льет: «Ой, я нечаянно, сама не заметила как». И все этой лисе с рук сходило, а Оксане за то, что Сашке заслуженно врежет разок, еще и доставалось. Один только Оксанин папа видел эту хитрюгу насквозь и потихоньку от всех уводил Оксану в кондитерскую и кормил пирожными. Или, сказав, что они посидят на лавочке в парке, отводил Оксану в сторонку и катал на каруселях, на которые ее не пускали: у Сашеньки страшное головокружение начиналось от одной близости к аттракциону, поэтому всем надо было срочно идти или на качели, или на машинки. «А между прочим, – злорадно вспомнила Оксана, – Сашку и во дворе не особенно любили, даже Сашкиным подругам я всегда нравилась больше, и мальчишки всегда ко мне перебегали, а Сашка бесилась и подличала».

Как оказалось, воспоминания о детской дружбе с двоюродной сестрой частично стерлись из Оксаниной памяти, когда она собирала чемоданы для поездки в Петербург, сохранив яркими лишь светлые и приятные моменты, а жаль. Могла бы поехать в Турцию.

Припомнив все прошлые обиды и некоторые особенности характера Александры, Оксана решила, что даже в случае возвращения сестрицы вряд ли стоит рассчитывать на какое-то внимание с ее стороны, а потому – есть Сашка или нет, для нее, Оксаны, никакого значения не имеет.

Поскольку Оксана мечтала о легком красивом романе, картины старых мастеров из собрания Эрмитажа и красоты архитектуры во время прогулки по городу занимали ее ничуть не больше, чем окружающие люди. Именно поэтому она, наверное, и заметила высокого шатена, который вот уже трижды за день попался ей на пути. «Неужели я так ему приглянулась, что он специально меня преследует?» – задалась Оксана вопросом, остановившись возле витрины на Большой Конюшенной улице и пытаясь разглядеть своего предполагаемого поклонника в текущей мимо толпе. А заодно проверяя, все ли благополучно с ее внешним видом после трехчасовой прогулки по Эрмитажу и еще двух часов блуждания по городу.

Увы! Поклонника видно не было. А ведь она совершенно определенно видела его возле касс в Эрмитаже, в зале Рембрандта, на набережной Мойки, когда обернулась проводить взглядом кораблик, везущий целую свадьбу, и потом, когда зашла в кондитерскую выпить холодный коктейль, тоже его видела. На Оксанин взгляд, кафе было самым подходящим местом, чтобы завести с ней знакомство, но то ли молодой человек попался слишком застенчивый, то ли у нее фантазия разыгралась.

Домой Оксана вернулась около восьми, уставшая, но довольная, открыла дверь, повесила на вешалку сумку, скинула балетки и прошла в комнату. И тут же выскочила назад в прихожую с диким испуганным воплем. Вся комната была перевернута вверх дном. Шкафы распахнуты, ящики комода выдвинуты, все выпотрошено, та же картина была и в кухне. Их обокрали! Воры вынесли все Сашкино добро! Ужас!

Оксана бросилась к телефону, потом вдруг спохватилась, что, возможно, в Петербурге полицию вызывают по другому номеру, нежели в Новосибирске, и рванула к дверям звать на помощь соседей. Но потом снова затормозила. А что она скажет полиции, кто она такая? Живет в чужой квартире, хозяйка куда-то пропала, дядю Витю с тетей Ирой не найти, еще и на пятнадцать суток посадят до выяснения личности. Сидеть пятнадцать дней отпуска в камере ей совсем не хотелось. К тому же, даже если полиция и поверит, что она ни при чем, Сашка потом повесит на нее пропажу и того, что было, и того, чего не было. Наврет с три короба, придумает какие-нибудь бриллиантовые серьги за сто тысяч или еще что-нибудь такое, заставит за свой счет возмещать убытки, потому как, если бы Оксана тщательно запирала двери, ничего бы не случилось. И Оксана, естественно, тут же почувствует себя виноватой, будет, как дура, плясать под Сашкину дудку. Сестрица на такие фортели вполне способна. Это с одной стороны, а с другой: какова вероятность, что полиция найдет вора и вернет похищенное? Вопрос был сугубо риторический и ответа не требовал. А хорошо все же, что Оксана успела вспомнить все Сашкины закидоны, а не то бы попала, как кур в ощип. Нет, уж лучше она сама как-нибудь со всем разберется, без привлечения органов, так это дешевле обойдется.

Оксана закрыла, наконец, рот, перестала вопить и вернулась в комнату. Но тут раздался звонок в дверь, а высокий гортанный голос соседки стал тревожно взывать из-за двери, требуя немедленно отворить. Оксана окончательно взяла себя в руки, быстренько огляделась, захлопнула двери в кухню и в комнату и пошла открывать.

– Здравствуйте, – спокойно проговорила она, представая перед настороженной соседкой.

– Добрый день. – Едва сдерживая любопытство и тревогу, та пыталась заглянуть в квартиру поверх Оксаниного плеча. – Извольте немедленно объяснить, что это были за вопли?

– Ой, простите, ради бога! Я сегодня так устала, пока по Эрмитажу гуляла, голодная вернулась… – начала витиеватое объяснение Оксана, пытаясь на ходу сообразить, что бы такое правдоподобное выдумать.

– Это от усталости вы подняли такой вой? – строго свела суровые брови соседка.

– Нет, конечно! Это я макароны вариться поставила, пошла их сливать, от усталости руки дрогнули, и я едва себе на ноги целую кастрюлю кипятка не вывернула! Представляете?

Соседка подозрительно посмотрела на Оксанины босые ноги, не имевшие ни малейших признаков ожога.

– Еле-еле успела из тапок выскочить! – тут же поделилась Оксана следующей подробностью инцидента. – Теперь всю кухню придется отмывать и тапки выбрасывать.

Лицо соседки смягчилось:

– Вы все же будьте повнимательнее в следующий раз и старайтесь держать эмоции при себе. Ваша сестра, например, никогда не уважала покой окружающих, и мне неоднократно приходилось проводить с ней воспитательные беседы.

– Простите, пожалуйста, я больше так не буду, – тут же поспешила проявить добрую волю Оксана, чтобы ее, не дай бог, не заподозрили в неуважении.

– А я, между прочим, заслуженный деятель искусств, педагог с многолетним стажем, у меня сейчас заслуженный отпуск, я отдыхать должна, – с достоинством продолжила соседка, поправляя кружевной воротник летней нежно-бирюзовой блузки. – У меня голос.

– Вы певица? – с искренним интересом спросила Оксана.

– Я солистка оперного театра, хотя сейчас, конечно, уже на пенсии, – благожелательно пояснила дама. – Меня, кстати, Анна Михайловна зовут.

– Очень приятно, Оксана, – кивнула Оксана.

– Я помню, – по-королевски величественно кивнула Анна Михайловна и удалилась к себе.

– Ну вот, пришло время оценить, наконец, нанесенный ущерб, – утирая со лба пот и запирая за соседкой дверь, пробубнила себе под нос Оксана.

Она снова вернулась в комнату и, встав на пороге, принялась осматривать результаты погрома. Странно, самое очевидное, на что должен был покуситься воришка – телик и ноутбук, – было на месте. Оксана приободрилась и принялась, собирая попутно вещи, внимательно осматривать комнату. Все шкафы были распахнуты, кровати перевернуты, ящики выпотрошены, несколько картинок, украшавших Сашкину комнату, сорваны со стен, шкатулки с хранившимися в них драгоценностями валялись на полу раскрытые, «сокровища» сестрицы были тут же.