Девушке страшно заговорить. Она не знает даже, кто она такая, не говоря уж о том, как задать вопрос, чтобы получить ответ, который ей так нужен. Покосившись вниз, она замечает, что кожа у нее слегка мерцает под желтоватым светом ламп, и впервые ей приходит в голову, что она выглядит не совсем… нормально. Вдруг, стоит ей раскрыть рот, она превратится в стаю ворон? Вдруг вместе с прошлым она вообще потеряла дар речи?

Соберись.

– Простите, – говорит она, а потом еще раз, погромче.

Женщина поднимает взгляд, явно удивленная тем, что видит перед собой – так близко – незнакомого человека. К ее замешательству явно примешиваются смущение и неловкость, когда она замечает испачканное землей платье, листья в волосах. Она пристально вглядывается в лицо девушки, будто ждет, что в памяти вот-вот всплывет имя.

– Вы?.. Чем я могу вам помочь?

Девушке хочется спросить: «Вы меня знаете?» Но вместо этого она задает другой вопрос:

– Какой сегодня день?

Женщина сдвигает брови, пристально разглядывая девушку. Это явно неправильный вопрос, но она все же отвечает:

– Вторник.

– Но какой именно вторник?

– Вторник, четвертое октября. – Женщина показывает на висящий за ее спиной календарь.

И только в этот момент девушка понимает, что дата ей ничем не поможет, потому что, хотя эти цифры и звучат как-то незнакомо и неправильно, она понятия не имеет, какой сейчас год. Она делает шаг назад, бормоча благодарности, и возвращается к своему месту у стенки. Она чувствует, будто привязана к этому зданию, будто именно здесь ее должны найти.

– Это ты, – скажет кто-то. – Ты вернулась. Вернулась.

* * *

Но никто этого не говорит. На протяжении следующего часа столовая постепенно пустеет; только за круглым столиком в углу хихикает компания девушек-подростков. Теперь ей уже совершенно ясно, что с ней что-то не так: они ни разу не смотрят в ее сторону. Потому что даже ее редкие, обрывочные воспоминания подсказывают, как быстро подростки обращают внимание на того, кто чем-то от них отличается.

Из кухни появляется парень, на ходу завязывая на шее тесемки красного фартука. Буйные темные кудри падают ему на глаза, и он встряхивает головой, чтобы убрать их.

И в этот момент ее безмолвное сердце сжимается в пустой клетке груди. И она вдруг понимает, что до сих пор не чувствовала ни голода, ни холода, что это – ее первое физическое ощущение с тех пор, как она очнулась под небом, полным кружащихся листьев.

Ее глаза впитывают каждую деталь его облика, легкие жаждут глотнуть воздуха, который до этого ей словно и не был нужен. Он высокий и худощавый, но при этом каким-то образом умудряется выглядеть мощным. Зубы у него белые, но чуточку неровные. Серебряное колечко обвивает изгиб его полной нижней губы, и желание потрогать его обжигает ей пальцы. Нос у него явно был сломан, как минимум, раз. Но он – совершенство. То, как вспыхивают его глаза, когда он поднимает взгляд, пробуждает в ней желание разделить с ним себя. Но что именно? Личность? Тело? Как она может делиться чем-то, о чем не имеет ровно никакого понятия?

Когда он подходит к столику в углу, школьницы перестают болтать и обращают на него полные ожидания взгляды, задорные улыбки – наизготовку

– Приветики, – он машет им рукой. – Поздний завтрак?

Блондинка с ядовито-розовой прядью в волосах подается вперед и ленивым движением тянет его за завязку фартука, распуская узел.

– Так, зашли раздобыть чего-нибудь вкусненького.

Парень улыбается, но такой терпеливой ухмылкой – лицо его остается расслабленным, а губы лишь слегка растягиваются – и отступает, оставляя ее с пустыми руками.

– Давайте, берите, что хочется, – предлагает он, направляясь к буфетной стойке у дальней стены. – Мне тут скоро все убирать.

– Джей говорит, вы с парнями вытворяли вчера всякие безумные штуки на карьере, – говорит она.

– Угу, – он кивает медленным, небрежным движением и отбрасывает со лба густую вьющуюся прядь. – Прыгнули пару раз. Было довольно стремно.

Короткая пауза.

– Мой вам совет, девчонки, слопать что-нибудь поскорее. Кухня закрылась пять минут назад.

Девушка машинально бросает взгляд в сторону кухни и замечает пожилую женщину, которая, стоя в дверях, наблюдает за парнем. Женщина немедленно переводит взгляд на нее – настороженный и немигающий; девушка первой отводит глаза.

– Ты что, не можешь посидеть с нами минуточку просто так? – тянет Девушка с Розовыми Волосами, надувая губы.

– Прости, Аманда, у меня сейчас алгебра в Хэнли. Я здесь только, чтобы помочь Дот прибраться на кухне.

Его вид просто завораживает: неторопливая улыбка, разворот плеч, то, как непринужденно, сунув руки в карманы, он покачивается на пятках.

Понятно, почему этим девушкам так хочется, чтобы он остался с ними.

Но тут он поворачивается, отводит взгляд от сидящих за столом подружек и смотрит прямо на одинокую девушку, что наблюдает за ним. Она видит, как на шее у него начинает биться жилка, и чувствует, как ее собственный пульс эхом вторит этому биению.

И он видит ее: голые руки и ноги, весеннее платье в разгар октября.

– Ты пришла позавтракать? – спрашивает он. Его голос пронизывает ее насквозь. – Последний шанс…

Ее рот открывается вновь, и она никак не ожидает тех слов, что вырываются из него; но в стаю ворон она тоже не превращается.

– Мне кажется, я пришла за тобой.

Он

Неделю спустя

Колин мнется у двери, разглядывая собственные, торчащие из свеженаложенного гипса пальцы. Они выглядят большими и неуклюжими – некоторые из них кривые от прошлых еще переломов, которые он так и не удосужился вправить. Костяшки у него широкие, и кожа на пальцах вся в неровностях от царапин и ссадин, которые должны зажить сами по себе. Сегодня пальцы у него сильно распухли. Вид у них неважный. Ясно, что с ними плохо обращались. Когда, наконец, он открывает дверь, его босс смотрит прямо на него.

– Колин, – произносит Дот. Вид у нее мрачный, но решительный. – Джо звонил, сказал, ты все утро провел в медпункте.

Ей не нужно добавлять: «Можешь не оправдываться» или: «Я так и знала, что это произойдет опять».

Он делает прерывистый вдох, и выдох облачком повисает перед ним в холодном воздухе.

– Дот, прости, – говорит он, отпуская дверь, которая закрывается за его спиной.

– У меня-то чего прощения просить? Это у тебя рука в гипсе.

Кашлянув, она дотрагивается до гипса. Выражение лица у нее смягчается.

– Что, в этот раз перелом?