– Я люблю тебя! Я люблю тебя, море!..

– Спускайся вниз, Шарль. Мне мой юнга нужен живым и невредимым, – отозвался стоявший за штурвалом капитан. Несмотря на все попытки сохранять строгий вид, чтобы не смущать команду, ему это плохо удавалось. Нет-нет а пробивалась сквозь плотно сомкнутые губы счастливая улыбка, зажигающая яркие огоньки в глазах всякий раз, как его взгляд падал на меня, вызывая в ответ густой румянец на щеках при воспоминаниях о прекрасных моментах близости под сенью капитанской каюты.

По взаимной договоренности об открытости отношений на борту не могло быть и речи. Для всех мы по-прежнему оставались капитаном и юнгой, который, несмотря на то, что открылась его женская сущность, продолжал отзываться на мужское имя – Шарль.

Свежий морской воздух оказался лечебным и для Ренарда, окончательно выздоровевшего и окрепшего. Босой, как и большая часть команды, потому что ходить по дощатому полу и лазать по канатам-вантам босыми ногами было удобнее, и в матросской одежде, на которую он сменил привычный камзол и панталоны, Ренард больше ничем не напоминал изящного юношу, впервые встреченного мною в аристократическом квартале Марэ. Легкая небритость очень шла его лицу, добавляя мужественности, той самой, что ему не хватало прежде. От тяжелой физической работы за оставшиеся недели пути до конечного пункта нашего путешествия – Тахмиля он успел обзавестись не только мозолями на огрубевших руках и ногах, но и мускулами, красиво выступающими из-под закатанных рукавов суконной куртки.

С каждым днем их родство с капитаном становилось все более очевидным, и, хотя Патрис был выше его на целую голову и шире в плечах, черты, характерные для всех представителей фамилии де Сежен, не оставляли ни малейших сомнений в том, что эти двое – родные братья.

Поначалу некоторая неловкость, возникшая вследствие того, как стало понятно, кому из этих двоих было оказано мое предпочтение, сильно мешала нашему общению, но за оставшееся время мы смогли прийти к общему согласию и, как я очень надеялась, пониманию.

К сожалению, не могла похвастаться подобным в отношении некоторых членов экипажа, а точнее тех, кто в свое время был предан покойному Ладу и затаил на меня злобу за его смерть. Неблагодарные. После бегства из Боростиана и нашего возвращения на корабль только мои горячие просьбы удержали капитана от немедленной расправы над ними. Именно я убедила Патриса в том, что после потери половины команды во время сражения с маврами нам просто не добраться до места назначения без опытных рук. Отделавшись поркой и строжайшим предупреждением, тройка мятежников торжественно поклялась никогда больше не предавать своего командира и держаться подальше от его юнги. Но, временами ловя на себе их косые взгляды, я понимала, что это ненадолго. Рано или поздно следовало ожидать беды.

С самого детства монастырские сестры внушали нам, что безделье и праздность являются чуть ли не самыми смертными грехами. Благодаря их наставлениям я возненавидела безделье всеми фибрами души и потому пользовалась любой возможностью найти себе занятие по душе. Такими занятиями на борту «Смерча» стали уроки мореходства, которые капитан с явным удовольствием мне давал, радуясь неподдельному интересу своего юнги к изучению приборов, карт, вычислений пути по звездам. Он с явным удовольствием отмечал успехи прилежной ученицы и старался максимально подробно отвечать на каждый вопрос, вызванный моим неуемным любопытством.

Единственная тема, которую мы никогда не обсуждали, – мое прошлое. О нем я говорить категорически отказывалась, так как справедливо полагала, что чем меньше будет известно каперу французского короля, тем лучше для него же самого, ведь знакомство со мной могло обернуться катастрофой для всех его планов. Поэтому бандитскую «марку» Фонтаны, которую прежде, не снимая, носила на шее, теперь, чтобы не потерять, носила на запястье левой руки, пряча ее под узкой повязкой, якобы призванной укреплять мышцы во время тренировок. И прежде чем вы зададите свой вопрос, спешу ответить: да, я снова вернулась к тренировкам. Только вместо Клода теперь моим наставником был сам капитан, блестяще владевший любыми видами колюще-режущего оружия, и, признаюсь честно, более сильного противника я до сих пор не встречала.

Удерживать равновесие во время поединка на суше ничто по сравнению со схваткой на судне, палуба которого находится в постоянном движении. Тогда, в пылу сражения, я не обратила на это особого внимания, зато теперь испытывала на собственной шкуре все тяготы такого боя, старательно запоминая, как следует, распределять вес, если придется драться при менее благоприятной погоде, когда море штормит и ты рискуешь оказаться смытым за борт прежде, чем противник сделает первый выпад. Впрочем, я всегда была способной воспитанницей и уже через пять дней после начала тренировок, к восторгу членов команды, с интересом наблюдавших за поединком, смогла ложным финтом отвлечь наставника в сторону и нанести свой первый удар ему в грудь.

«Браво, Шарль!» – сказал тогда он мне при всех, одобрительно хлопнув по плечу. А оставшись наедине в каюте, крепко обнял и, прежде чем поцеловать, прошептал прямо в губы: «Ты невероятна, любовь моя…»

Путь до Тахмиля, о котором столько говорили, был неблизким, но в конечном итоге мы преодолели его. В один из дней послышался громкий крик впередсмотрящего: «На горизонте земля!», – возвестивший порядком подуставшим, но неунывающим морякам о том, что они добрались до конечного пункта маршрута.

* * *

– Что случилось? Тебя что-то тревожит?

С каждой минутой усиливающееся беспокойство и какая-то совершенно необъяснимая тоска, словно все хорошее неожиданно подошло к концу, заставили меня покинуть палубу и искать утешения в спасительных стенах каюты, еще хранящих воспоминания о пусть и недолгих, но счастливых моментах моей жизни здесь, когда я чувствовала себя любимой и оберегаемой.

«Что ждет меня впереди? С какими сложностями придется столкнуться здесь, в самом центре вотчины убийц и бандитов? Смогу ли я однажды обрести долгожданный покой?»

Поглощенная невеселыми думами, не услышала, как Патрис вошел следом, и почувствовала его присутствие только тогда, когда обе его руки обвились вокруг меня, а сильное мужское тело крепко прижало животом к распахнутому окну в каюте.

Чуть учащенное дыхание приятно шевелило волосы на затылке, посылая легкие мурашки по всему позвоночнику вниз, и мое тело привычно откликнулось на его близость. Но приступать к решительным действиям он на этот раз не спешил. Вместо того чтобы развернуть меня лицом к себе и крепко поцеловать, он, по-прежнему стоя за спиной, уткнулся подбородком мне в плечо и, глядя вперед на с каждой секундой приближающуюся сушу, пытаясь скрыть внутреннее волнение, которое я тем не менее чутко уловила, произнес:

– К вечеру будем на месте… Нам нужно поговорить…

– О чем? – слегка повернув голову, я попыталась заглянуть ему в глаза, но он почему-то избегал моего взгляда. Вместо этого сжав еще сильнее, словно боялся, что кто-нибудь меня у него отнимет он, по-прежнему вглядываясь в даль, ответил:

– О том, как сильно буду скучать по тебе все то время, что придется провести на берегу.