ее задрожали — она, наконец, поняла, что весь день лежала, как застывшая гипсово-желатиновая копия человека, — убрала квартиру, мусор выбросила. Масло купила.

— Да, масло хорошее, — мама уже ела бутерброд, точно такой, каким ей довелось сегодня днем позавтракать. Они с отцом перемещались по квартире так быстро, что она не успевала уловить, где и как они оказывались каждую секунду, — умница. Платье еще погладила? — мама кивнула на дверную ручку спальни с одиноко торчащей на ней вешалкой с темно-синим платьем, украденным когда-то из родительского гардероба.

— Точно, еще это. Я просто очень устала, совсем иногда забываю, что делаю, а что нет.

— Тебе нужно поменьше думать о всяком и больше радоваться. Эта твоя рефлексия до добра не доведет, — лицо у мамы, обеспокоенное и невеселое, немного просветлело, — а еще лучше — попей витамины, тебе полезно.

За снисходительным тоном родителей чувствовалась настороженность. Их слова были аккуратно вымерены и прозрачно нейтральны. Ей больше ничего не оставалось — она покорно кивнула. Проходя мимо зеркала на кухню, к единственному различимому запаху, она заметила, как краем глаза с той стороны на нее таращится человек с растянутой и неоправданно радостной улыбкой на лице. «И живу же я как-то с такими губами» — всплыло у нее в голове. Верхняя распростерлась на пол лица, заслоняя собой нижнюю. Лицо ее все еще вызывало ничего.