Герману ужасно не хотелось предстать перед одноклассниками пушистым младенцем. Как бы его вообще не перевели в младшую группу, думал он. В надежде на чудо, он погрузился в сон, а когда проснулся, то, увы, чудо не произошло. Как не произошло и следующим утром. И утром того самого дня первых занятий в школе. Чудо либо упорно игнорировало несчастного ежонка, либо до сих пор спало и не знало о его проблеме. Второй вариант казался предпочтительнее.

Беззаботные дни подошли к концу. В то время как для маленьких ежат это было началом длительного изнурительного учебного года, для взрослых ежей означало радость от труда. Ежата никак не могли понять чувства усталости взрослых от ничегонеделания, а уж тем более от дуракаваляния. Пока одни с нетерпением считали часы до окончания праздников, ожидая выхода на работу, другие с тоской смотрели на медленно опускающееся за лес солнце.

Тем временем лес постепенно приводил себя в порядок после долгого сна. Деревья обросли сочной зеленью, лужи от талого снега сошли, оставив после себя густые ряды травы. Чудесный лес, в который уже давно не совал нос ни один хищный зверь, был особенно красив в это время. Даже кроты, обитатели длинных подземелий, высовывали свои прищуренные мордочки на поверхность, вдыхая свежий запах леса.

Среди всего разнообразия звуков и ароматов, каждый обитатель находил что-то родное, любимое, что за много километров напомнит о доме, согревая тоскующую душу, находил причину для радости, хотя причина этому одна, и называется она простым словом – "весна".

Лишь для одного Германа весна не приносила таких светлых чувств. В оцепенении стоял он перед зеркалом, трогая мягкую пушистую шерстку вместо колючек. Рядом, на столе, лежал скомканный сверток с желанием, снизу доносился суетливый топот ног. Все семейство рыскало по дому, готовясь к первому учебному, а для кого и рабочему дню. Времени оставалось мало. Погруженный в унынье Герман, присоединился к хватающим набегу завтрак, остальным членам семьи, выслушал одиннадцать пожеланий хорошего дня и остался на кухне один. Входная дверь заскрипела, выпустила на улицу потоки спешащих ежей и, впустив в дом прохладный утренний воздух, захлопнулась. Дом опустел, своим безмолвием вторя скучающему ежонку. Герман не спеша собрался, схватил свой школьный портфель и неохотно последовал за остальными.

Глава 2. Школа

Школа находилась через улицу от дома Греев. В стволе могучего дерева полукругом стояли столы огромной аудитории, посреди которой, подобно цирковой арене, располагалась учительская трибуна с доской и столом.

Все занятия в школе проводил Мистер Гриб. Неординарная личность. Говорят, что Мистер Гриб получил свое имя от дикой любви к грибам. О нем ходило множество слухов. Некоторые из них утверждали, будто это он основал деревню, прогнав из этих мест лис, другие, что он, возвращаясь с очередной охоты на мангустов, проходил мимо этой деревни и спас ее обитателей от стаи соколов. Были и те, кто рассказывал, будто он так любил грибы, что построил из них себе дом, да не просто дом, а целый дворец с восьмью спальнями и тронным залом, а когда в следующем году был сильный неурожай, он прокормил всю деревню, разобрав свой чудный дворец. Сам же он не любил говорить о своих подвигах, был в меру скромен и очень воспитан. В школе мистер Гриб преподавал уже много лет; учил детей чтению, письму, математике, этике и искусству выживания в лесу.

Первое занятие после зимней спячки начиналось с продолжительной гимнастики на свежем воздухе. Всю разминку Герман стыдливо простоял за деревом. Увидев, как другие его одноклассники обросли колючими иголками, ему стало так неудобно и грустно. В голове вертелась картина, как он стоит перед классом с опущенными в пол глазами, а все тычут пальцами и смеются над ним. Ну уж нет, этого он не допустит, нужно срочно что-нибудь придумать. Как вкопанный стоял он за деревом, уткнувшись лбом в кору, пока его мозг судорожно искал как избежать позора. Как вдруг, что-то свалилось на него и с хлюпающим звуком расплылось по спинке. Нащупав густое пятно и, поняв, что это смола, Герман, не успев расстроиться, внезапно улыбнулся. Какая-то гениальная идея посетила его пушистую голову. Он сделал несколько шагов от дерева и, что есть сил, ударил по нему палкой. Сгусток смолы над ним слегка дрогнул, но так и остался на стволе. Тогда ежик, отойдя подальше для лучшего разгона, побежал на то самое упрямое дерево и на полном ходу, как могучий локомотив, пыхтя и выпуская пар, врезался в него лбом. Должно быть, вся деревня замерла на секунду, услышав этот удар, который эхом разошелся по всему лесу, спугнув стаю птиц за несколько километров отсюда. На какое-то мгновение, Герман, забыв чего хотел этим добиться, уже начал собираться домой, потирая ушибленный лоб, как огромная нерешительная капля накрыла его с головы до ног.

Когда класс, после долгой разминки, зашел в школу, Герман уже сидел за своей партой. К нему подсел толстенький ежик Борик, его школьный приятель. Борик был не особо активным. Не успев взглянуть на своего друга, он рухнул на парту.

– Привет Герман, – пробормотал он, не отрывая головы от стола. – Ты чего на гимнастике не был?

– Привет, я был… разминался за деревом, – ответил Герман почти правду.

– Я с ума сойду от таких разминок, – продолжил жаловаться Борик, а его друг наблюдал за тем, как жесткие иголки на его спине двигались в такт его неровному, учащенному дыханию. Ему так хотелось потрогать их, а еще больше хотелось иметь такие же на своей спине.

В это время мистер Гриб начал свой урок. Первым в его расписании оказался урок математики, который он начал с повторения уже изученных правил вычитания и сложения.

– А ты оброс-таки колючками, – прошептал Борик, улыбаясь, глядя на Германа. – Я же говорил, что вырастут твои иголки, а ты не верил.

Герману, который с помощью смолы хотел выдать свои мягкие волосы за жесткие колючки, вдруг стало стыдно обманывать своего друга. Желание рассказать правду было настолько сильным, что он не мог усидеть на месте, ему захотелось убежать, домой, в лес, куда угодно от этого позора.

– Ты был прав, – промямлил он, сумев ненадолго заглушить свой стыд.

Слушали урок в тишине, лишь периодически, ученики, которых спрашивал мистер Гриб, вставали для ответа. Герман уже готов был смириться со своей ложью, как его одолело новое, ранее неизведанное чувство, сковавшее его движения и будто гвоздями прибившее его к стулу. Но это были далеко не гвозди, а смола, приклеившая его