Заметим, что в данном случае речь о тоталитарном обществе. В либеральном обществе «квадраты» и «сектора» контроля исследуются чаще всего социологическими службами, но и спецслужбы тоже не спят. Во Франции в наши дни полицейская разведслужба RG постоянно информирует высшую власть о настроениях общественности. Ее агенты и осведомители действуют во всех департаментах и выясняют отношение французов к правительственным решениям. Предмет особого интереса – ситуация в экстремистских организациях, сектах, во взрывоопасных местах проживания иностранных рабочих.

Собирать информацию, выяснять намерения, мнения, настроения, осведомлять – начальная школа агента. Но предотвратить преступление противников режима или организации, погрузить ее в дрязги, склоки и интриги, развалить изнутри, а то и подтолкнуть на конфликт с законом и создать основания для ареста ее активистов – это уже сверхзадача для спецслужбы, требующая агентов высшего класса.

Снова в историю. Начальник Московского охранного отделения Сергей Зубатов продвигал агентов в высшие сферы революционных партий и движений, чтобы потом, пользуясь полученной от них информацией, всех партийных вождей накрыть скопом. А начальник Петербургского охранного отделения в 1905–1911 годах Александр Герасимов, ярый оппонент Зубатова, делал все, чтобы те революционные партии, где в руководящих центрах «сидит» агентура, не накрывать, а контролировать. Герасимов стремился создать такую систему политического сыска, чтобы все центры всех революционных организаций находились как бы под стеклянным колпаком, чтобы каждый шаг партийных организаций был известен полиции, «которая решает, что одно проявление их деятельности, с ее точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечет в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и его выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму». У Герасимова это хорошо получилось с партией социалистов-революционеров (эсеров), когда самый ценный агент Азеф стал руководителем боевой организации партии.

В 1917 году, после Февральской революции, даже остатки разгромленных архивов охранки позволили увидеть масштабы дел агентуры. На герасимовский «колпак» работало около 6,5 тысячи агентов, сотрудников охранных отделений и жандармских управлений. И среди них видные партийные лидеры и функционеры. Самые выдающиеся: у большевиков – Р.Малиновский (автор 88 агентурных сообщений), у эсеров – Е. Азеф. Но и «колпак» не мог остановить революционное брожение. Масштабам агентуры противостоял масштаб революционных партий, их выступлений, их влияния. Энергия партийных активистов трудно контролировалась. Сами чины полиции признавали это. Они ничего не могли поделать с рабочей интеллигенцией, значение которой в революции, по их мнению, было громадно. В аналитической записке Департамента полиции читаем, что эта интеллигенция представляла «новый вид революционных вожаков» и состояла из «распропагандированных сознательных рабочих, получивших революционную подготовку в подпольных организациях и усовершенствовавшихся в тюрьмах и ссылках». Цвет этой интеллигенции сосредоточен в профсоюзах, где ответственные должности занимают рабочие с «солидным революционным прошлым… разбирающиеся в политических и социальных вопросах…».

Грянула революция октября 1917 года. А в декабре родилась ВЧК, Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, которую возглавил бывший политзаключенный Феликс Эдмундович Дзержинский. Буквально в несколько месяцев ВЧК обросла агентурой и творчески препарировала некоторые технологии царской «охранки».

Наряду с советской агентурой была, естественно, и агентура антисоветская. Здесь заметная фигура сразу после революции Сергей Мельгунов, профессор, историк, социалист. Он потом напишет книгу «Красный террор в России». От него идейные волны бежали в советские 60-е – 70-е годы, заряжая энергетикой Александра Солженицына, книги которого одно время печатались на Западе при поддержке американского Центрального разведывательного управления. Влияние Мельгунова задело и менее заметных борцов. Они были в рядах эмиграции и предателей, нашедших себя там, на Западе. Самые заметные, обретшие известность – генерал Власов, действовавший под крылом вермахта, а потом СС, потомки белой эмиграции – теоретик «молекулярной» революции в СССР, глава Народно-трудового союза Владимир Поремский и организатор агентурной сети в Советском Союзе Георгий Околович – второй человек в этом союзе.

Обратимся к докладу председателя КГБ СССР Ю.Андропова под названием «О некоторых результатах превентивно-профилактической работы органов государственной безопасности», относящемуся к октябрю 1975 года. За период с 1967 по 1974 год по 70-й статье Уголовного кодекса (антисоветская пропаганда и агитация) были осуждены 729 человек, а 69 984 человека получили предупреждение и отошли от антисоветской деятельности. Знакомый с докладом исследователь-советолог не преминул подчеркнуть, что с 1971 по 1974 год только благодаря профилактике 1839 антисоветских групп ликвидировались уже в тот момент, когда только начинали формироваться.

На антисоветские группы, на этого постоянного врага, воздействовали не только профилактическими приемами. Против них, как говорилось в том же докладе КГБ, применялись «нелегальная агентура и другие методы, не связанные с судебным преследованием» – «лишение советского гражданства» или «компрометация авторитетных членов» подобных групп. Поэтому, как отмечал Ю. Андропов, уже на стадии формирования многие националистические, ревизионистские и иные объединения «были успешно разбиты». Благодаря профилактике, агентурным и иным методам к 1985 году КГБ практически парализовало и разгромило антисоветские, диссидентствующие группы по всей стране.

Питер Рэддэвей, советолог из США, пожалуй, наиболее основательный исследователь деятельности КГБ, вполне обоснованно утверждает, что советское руководство никогда не относилось легкомысленно к проблеме диссидентства. Но при этом П. Рэддэвей не отметил принципиальный момент: советское руководство свело всю борьбу с диссидентством к репрессивным или превентивно-профилактическим мерам, а политические – игнорировало.

А ведь КГБ не раз обращался в ЦК КПСС с предложениями политически определиться с диссидентами, и особо с наиболее яркими персонами. И с националистическими группами и организациями, как с постоянным врагом, в СССР велась беспощадная борьба агентурными методами. Активность этих организаций и групп к середине 80-х годов тоже сошла на нет, но национальные проблемы, питавшие националистов, ждали политических решений, а не сыскных. А правящая коммунистическая партия по-прежнему полагалась только на органы безопасности. Эта ситуация в полной мере дала себя знать кровавыми событиями в период политической перестройки в стране в конце 80-х – начале 90-х годов.

Могут ли органы политического сыска, опираясь на агентуру, сами остановить смену общественно-политического строя в стране, и наряду с этим смену власти? История почти не знает таких случаев. И дело здесь в том, что органы сыска – это всегда инструмент власти. Действуя в отрыве от власти, даже суперпрофессионально, они терпят крах. И власть в критические моменты терпит крах, если у нее нет прочных, доверительных отношений со службами сыска. М.Горбачев так и не мог за все годы перестройки сделать КГБ своим инструментом, тонкая трещина между ним и Комитетом государственной безопасности в отношении методов преобразований к концу его властвования превратилась в пропасть, в которую его и увлек ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению).