– Это антиквариат!

– Ха-ха! Хлам!

– Еще десять лет, и моя «ласточка» точно будет цениться на вес золота!

– Никогда! – отрезала Аня. – Ни через десять, ни через двадцать, ни даже через сто лет этого не случится. Она просто сгниет и развалится вместе со всеми теми веревочками, которыми ты, папа, ее так любишь перевязывать!

– Нет, ты не права! У этой машины куча достоинств. И главное то, что моя «ласточка» сделана так, что я способен починить ее в любом месте и в любое время. Да я ее знаю всю как облупленную. Все ее болячки, все ее слабые места, сломалось у нее чего, я раз, и починил! Где-то проволочкой подтяну, где-то хомутик надену, и готово, и порядок. А разве с новой машиной я смогу так поступить? Там же все компьютер решает, а не человек! Мне эту премудрость вовек не осилить! Опять же в аварии моя «ласточка» сколько раз бывала, и все ей нипочем. У «ласточки» моей на заду легкая трещинка, а джип современный весь из себя такой навороченный в лепешку! Потому что джип – он консервная банка, а моя «ласточка» из железа!

Дядя Петя так обиделся за свою «ласточку», что совсем забыл про умирающую от разрыва сердца мать, которая тяжело дышала рядом с ним. Жалобные стоны бабушки Эльзы тонули в громовых раскатах голоса ее сына. Дядя Петя разошелся не на шутку. От современного автопрома он перешел на воспитание подрастающего поколения. И проорал, что молодежь нынче совсем оборзела, ничего не ценит, никого не уважает. Расстроенный всем этим шумом Барон забился глубоко под сиденье, оттуда выглядывала только его перепуганная морда. Собака не выносила, когда близкие ему люди ссорились. Это делало пса совершенно несчастным. Он не знал, как ему реагировать, и страдал.

Саша наклонился к собаке и прошептал:

– Все в порядке, Бароша. Немного поссорятся, потом помирятся. Родные люди, с кем не бывает.

Саша потрепал пса по загривку, тот в благодарность лизнул его руку. Но из укрытия не выбрался. Там Барону казалось спокойней. И по-своему он был прав. Накал страстей в салоне старенькой «Волги» нарастал.

– Не видать вам моего наследства! – стонала бабушка Эльза, которая от злости сделалась совсем красной. – Все Мишке с Витькой оставлю. Так и знайте! Ни копеечки ни тебе, Анька, за твою грубость, ни тебе, Петя, не оставлю!

– Маманя, – оторопел дядя Петя, – а меня-то вы за что в немилость записали?

– А чтобы знал, как таких грубиянок растить!

На это дядя Петя справедливо заметил, что Эльза Константиновна живет с ним и его семьей вот уже пятнадцать лет, на ее глазах появилась на свет Аня, на ее руках воспитывалась, и ее же стараниями девочка теперь превратилась именно в то, что все и видят.

– Не вы ли, маманя, запрещали мне девчонку шлепать, когда я ей в детстве люлей пытался прописать? И Марине вы не позволяли Аньку воспитывать. Вечно за девчонку горой. То, что из нее выросло, вашими стараниями выросло!

Но Эльза Константиновна, подобно многим пожилым людям, давно утратила способность критически воспринимать собственные действия и не желала признавать свои ошибки. Она сейчас знала лишь то, что ее обидели, а почему и как это произошло, разбираться не желала.

– Ни копейки! – брызгая слюной, вопила она. – Ни рублика! Ни монетки! Все Мишке с Витькой!

– Один же пьяница, другой наркоман. Ваши собственные слова.

– Зато с матерью они всегда почтительны.

– Ну-ну, – хмыкнул дядя Петя обиженно. – Дело ваше, маманя. Отдавайте, конечно. По мне, так вы хоть вовсе папенькину коллекцию в воду выбросьте.

Наверное, он хотел объяснить матери, что воля матери для него закон, но вышло только хуже. Эльза Константиновна восприняла это как неуважение к памяти мужа.

– Теперь я понимаю, в кого Анька у нас такая хамка выросла! Надо же такое ляпнуть! Выбросить коллекцию, которую до тебя собирали пять поколений семьи Тюлькиных. Все! Если раньше я еще сомневалась, как мне поступить, то теперь точно знаю, никто из вас троих ее не получит!

В общем, до места назначения все успели поссориться, потом помириться, потом снова немножко поссориться. Доехали весело, скучно никому не было – это точно. Что касается Барона, то он выскочил из «Волги» первым и начал стремительно носиться кругами, ничего не видя и лишь торжествуя, что он снова на свободе. Поэтому пес то и дело налетал на чьи-то ноги, вилял хвостом и, кидаясь из стороны в сторону, вел себя словно конченый сумасшедший.

Разумеется, такое поведение собаки тут же вызвало неудовольствие у хозяина дома.

– Угомони своего пса, Сашка!

– Он просто радуется, дядя Витя.

– Угомони, я сказал!

Саша подозвал Барона к себе и велел сидеть рядом. Видя такое безукоризненное послушание, Дядя Витя смилостивился и даже хотел погладить собаку, но Барон недовольно рыкнул, хотя никогда агрессии к людям не проявлял. А вот дядя Витя чем-то сильно ему не нравился, и Саша собаку понимал. Он и сам никогда особенно не любил этого своего родственника. И он, и его жена всегда были важные да самодовольные, всех поучали, ко всем относились свысока. Не самыми приятными людьми было это семейство, состоящее всего из двух человек. И хотя денег у них всегда было завались, никто из остальной родни не мог похвастаться тем, чтобы они кому-нибудь хоть чем-нибудь помогли. Оба супруга жили по принципу: что мое, то мое, а что твое, тоже мое. Саша и сегодня поехал к ним только ради мамы, которая хотела кое-кого повидать из родни, которая собралась в доме у дяди Вити в большом количестве.

Повод имелся достойный. Сегодня Виктору исполнялось пятьдесят лет. Ну, не совсем сегодня, полтинник ему стукнул два дня назад. Но и свой юбилей дядя Витя отмечал уже не первый день. Начал он отмечать его еще в офисе с сотрудниками своей фирмы, которые от души чествовали генерального, так что принесли его домой буквально на руках. Это была лишь закуска. На другой день юбиляра поджидало основное блюдо, за ним он переместился с лучшими друзьями, тоже все сплошь генеральными, в ресторан. А уже сегодня наступил черед родни, это был десерт, который дядя Витя принимал у себя дома, потому что желал побыть в спокойной домашней обстановке.

Но про себя все гости думали другое и не стеснялись высказываться:

– Зажилил Витька для нас ресторан.

– Кто мы ему такие? Подумаешь, родня!

– Рылом мы не вышли с Витиными важными друзьями за одним столом сидеть. Вот в чем дело!

– А Ритка его еще и сэкономить не прочь. Даром что дом ломится, ей все мало.

– Шашлыки, закуски и торт, – очень похоже передразнил жену Виктора худенький миловидный юноша – Толик.

– Ну и выпивка еще, – подхватила Алена. – Бери, что подешевле, будет с них и этого!

Алена приходилась родной сестрой Толику. Они оба были детьми дяди Пети от первого брака. Их мать – Этельберта, или как ее звали в семье, просто Этель, тоже находилась тут. Смешливая толстушка, она казалась моложе своих лет из-за того, что полное и круглое ее лицо с туго натянутой кожей было почти полностью лишено морщин. С ней-то, главным образом, и хотела встретиться мама самого Саши.