Майклу очень понравился этот солнечно–ярко-жёлтый домик на юго-востоке Франции. Неподалёку от них домик расположен зелёный парк Приоритет–Хельсинки с растущими повсюду такими же яркими хризантемами. И побеги земляники, увивавшие стены и в тёплое время года источавшие ароматный запах. Сладкий аромат фиолетовых лепестков проникал через раскрытые окна внутрь помещений, заполняя восточным ароматом, каждую комнату, каждый длинный коридор.

Хотя было уже начало ноября, вечер выдался не по–осеннему тёплый. Листья с деревьев вовсю облетали, однако бабье лето не собиралось уходить, словно приглашенный гость на торжестве в упор не понимающий намёков на то, что пора и честь знать. Лучи яркого солнца заливали гостиную золотисто–оранжевым светом. Перед сеансом Лидия опустила жалюзи, но приоткрыла створки окон, чтобы было не так душно.

Затем Лидия расставила по окружности десять стульев, по одному для каждого пациента и в том числе и для себя. Хотя теоретически стулья должны были быть одинаковыми, на практике Лидия пренебрегала этим требованием. За годы работы у неё скопилось множество всевозможных стульев, различавшихся по форме и размеру и изготовленных из разных материалов.

Эта небрежность в подборе стульев отражала её спокойный, неформальный, нетрадиционный подход к своей работе.

Даже странно, что Лидия стала психотерапевтом, да ещё решила специализироваться на групповых сеансах. Скопления людей вызывали у неё противоречивые чувства. Она всегда относилась к ним настороженно.

Лидия выросла в Европе. Семья Лидии жила в просторном старинном доме на вершине холма, поросшего тенистыми сливовыми деревьями. В детстве Лидия часто сидела в саду на ржавых качелях и с суеверным страхом обозревала раскинувшийся внизу от колонн Востока до подножия другого холма древнего города. Он выглядел настолько огромным, даже казался бесконечным, что по сравнению с ним Лидия чувствовала себя крошечной дюймовочкой и ничтожной.

Лидия побаивалась ходить с экономкой за покупками на шумный Европейский базар в центре Финской улицы. И, вернувшись, вздыхала с облегчением, удивляясь, что ей удалось остаться целой и невредимой.

Большая масса скопления людей продолжали пугать Лидию и ещё в более старшем возрасте. В школе Лидия держалась обособленно, в стороне от одноклассников, считая себя в их компании лишней. От этого ощущения сложно было избавиться. Много лет спустя, проходя курс психотерапии, Лидия поняла, что просто переносила на другие сообщества свои семейные проблемы. То есть дело было даже не в рынке, не в школьном или любом ином коллективе, а в деструктивных взаимоотношениях в её семье и постоянном чувстве одиночества.

Несмотря на этот жаркий, солнечный климат Франции, в их доме не хватало теплоты в прямом смысле слова. Там всегда было холодно и пусто, во многом по вине Лидии – незаурядного, умного и влиятельного человека, который, однако, обладал весьма тяжёлым характером.

Лидия предполагала что таким его сделало трудное детство. Она ни разу в жизни не встречалась с родителями отца, и тот о них предпочитал лишний раз не распространяться. Лидия знала лишь, что её дед служил на морском флоте, а бабушка работала в порту уборщицей. Отец упомянул об этом вскользь и с таким стыдом, что Лидия не на шутку забеспокоилась, уж не была ли его мать проституткой.

Отец Майкла вырос в Кавказских горах. Ещё в детстве восьми лет начал выходить в плавание с другими моряками, быстро приобщился к кофейным торговлей кофе, пшеничным зерном и, как подозревала Лидия, различной контрабандой. К двадцати шести годам он обзавёлся собственным морским судном, будучи постарше занялся бизнесом и впоследствии, пройдя по головам, потом и кровью создал некое подобие Горной Кавказской империи.

Лидии отец Майкла по фотографиям слегка напоминал короля, а точнее, тирана. Позже Лидия узнала, что служив на морском флоте он был сказочно богат, хотя жили они с супругой, по–флотски. Возможно, мама Лидии, американка, она всегда была нежной и деликатной, смягчила бы суровый нрав отца, но она трагически погибла совсем юной, почти сразу после рождения дочери.

Лидия с годами росла, испытывая острое чувство потерпи близкого человека. Как и любой психотерапевт, он знал: отношение ребёнка к самому себе формируют его родители. Малыш видит себя их глазами. К несчастью, глаза её мамы закрылись навеки, а отец... Отец, скажем так, вообще редко когда замечал родную дочь. Обращался к ней, разве что небрежно холодно оглядываясь через плечо. Лидия лезла из кожи вон, чтобы оказаться в его поле зрении; увы, отец всегда от неё отворачивался как бы она не старалась.

Лишь изредка на неё падал отцовский взгляд, полный пренебрежения и уходя горького разочаровывалась, по его взгляду становилось ясно: Лидия не оправдала надежд отца. Как бы она не старалась, она не могла ничем ему угодить. Всё время что — то не так делала или говорила и, казалось, раздражала его самим своим существованием.

Отец Лидии ни в чём не соглашался, был для неё как — Человек несогласие: если Лидия утверждала, что в доме холодно, отец громко возражал, что в доме очень душно; если Лидия замечала, что за окном ярко светит солнце, отец же