личных оскорблений. Бабушка ответила, — Так можно и договориться до того, что всякий человек, кого убивают нечестивцы, отвержен истинными Богами, уж не знаю, каких именно Богов ты имеешь в виду. Раз убит, то и поделом, даже если был добрым человеком. Будь последовательной, Ксенэя. По такой логике выходит, что и Виснэй убит за дело.

— Не порождай гротескных и неверных аналогий, Ласкира. Знаю, что ты не любишь мою девочку. Но не смей её обижать. Ради памяти своего сына, хотя бы.

Бабушка утихла сразу же, а эта наша ссора произошла уже после того, как папы не стало, и наша жизнь радикально поменялась в очень тяжёлую сторону.

Мой отец Виснэй Роэл владел при своей жизни уникальной рощей, полностью состоящей из деревьев, украшенных сиреневой листвой, оттенки которой при колыхании на ветру перетекали от светло-голубого до тёмно-фиолетового. Таких деревьев нигде больше в округе не произрастало, а пересаженные в другую почву, они погибали. Ни их семена, ни их саженцы не приживались больше нигде, как ни старались их приобрести себе другие люди, чтобы украсить такой вот растительной диковиной свои сады или рощи. Загадка их не поддавалась решению. Или микробиота земли являлась исключительной, или минеральный состав какой-то особый, или так проявляла себя древняя тайна самого места, где прежде находился храм Матери Воды у голубого источника. Короче, мистика не решалась методами рациональной науки, что бывает не так уж и редко.

Храм был давно разрушен, и только выветренные белые и лиловые камни от фундамента указывали на исчезнувшую святыню. Моя бабушка уверяла, что под руинами где-то скрыт вход в загадочные тоннели бесконечной протяжённости, о которых уж точно знал Тон-Ат, не в последнюю очередь выбравший мужа для своей приёмной дочери — моей мамы и по этой причине тоже. Тон-Ату было, в общем-то, всё равно за кого отдать маму замуж, считала бабушка. Лишь бы пристроить с удобством для неё и для себя, а любовь он считал делом зряшным и неважным нисколько. То, что мама действительно полюбила отца, всего лишь милость Судьбы для юной девушки, вынужденной принять выбор сурового отчима.

Умозаключение бабушки унижало в моих глазах тот союз, который и породил на свет моего брата и меня. Ведь мама рассказывала мне в редкие вечера нашего родного общения, когда непогода шумела за стенами нашего бедного к тому времени жилища, а папы в живых уже не было, что любовь, волшебная и яркая свалилась на неё настолько внезапно, что сразу же лишила её разума и устойчивости, но одарила счастьем взаимности. Моя добрая бабушка обладала несколько приземлённой натурой и не имела склонности к приукрашиванию действительности. Зачем же, спрашивала я, ваша богатая семья взяла маму к себе в дом? Бабушка отвечала с той же грубой прямолинейностью, что папе-несчастному вдовцу, но здоровому и нестарому мужчине была необходима невинная и пригожая девушка для наполнения жизни вполне понятной приятностью, а также и ради появления детей. Раз уж он не был обделён силой здорового мужчины, не будучи стариком. А богатства и влияния их роду и так хватало. Не подсуетись Тон-Ат, подсуетился бы кто-нибудь ещё. Стать женой Виснэя Роэла мечтала даже Айра — дочь влиятельного друга дедушки Ниадора. Та самая Айра, что потом стала женой Ал-Физа и страдала от его жестокосердия всю жизнь. Пока хромоногий Реги-Сэнт, отец Айры, раздумывал, а не появится ли лучший выбор для его младшей дочери, папа успел увидеть мою маму и выбрать её для себя. Когда-то у Айры имелась и старшая сестра, но она сбежала с бродячим акробатом и скрылась в глубинах континента от гнева влиятельного отца. Возможно, что беглянка надеялась потом на его прощение, но прощения так и не последовало уже никогда.

Побег девушки-аристократки с нищим акробатом — история поразила моё полудетское воображение, и я долго выспрашивала у бабушки, как же он выглядел, если она решилась на такой поступок?

— Да как? Глазастым, если углядел, да рукастым, раз ухватил так, что уже не вырвалась. Любовь была горячей, да короткой. А дальнейшая жизнь в холодном тряском доме на колёсах, полная невзгод и побоев, уже не отменяема. А ты знай, как глупо девушке предаваться мечтаниям в горячечном бреду любовного недуга. Сам недуг проходит быстро, а осложнения остаются на всю жизнь!

— Разве сама ты не любила дедушку Ниадора?

— Моё чувство было взвешено и разумно, а вовсе не безумным влечением, всегда приводящим к будущим несчастьям. Я всегда обладала мыслящей головой, а не кукольной болванкой, украшенной лепестками губ и очаровательными глазёнками, что доверчиво таращатся на любого, кто первым хватает её или покупает за немалые деньги. Последнее не самое и худшее, если будущий хозяин ценит своё добро и бережёт то, что купил. А бесплатное или уворованное добро точно уж никто не ценит.

Я была возмущена бабушкиным житейским цинизмом, — Девушка не кукла! Человека нельзя покупать и продавать! За это Надмирный Свет накажет будущими несчастьями.

— Не всякому мужчине удаётся стать человеком, а уж женщине и подавно! Женщина унижена уже самой природой. Ей очень трудно подняться над установками грубой жизни, трудно развить свой ум и реализовать таланты своей души. Поскольку она всегда пребывает в телесной неполноценности в сравнении с мужчиной. А уж как роды, да и последующие труды и тяготы исковеркают её физически, о каком ещё восхождении духа ей мечтать? Она, даже будучи одарённой природными задатками, реально тупеет, полностью порабощённая бытом, мужем и страхом за жизнь и здоровье детей.

— Выходит, ты тоже отупела, бабушка? Ведь ты теперь в трудах, тяготах и в тисках жуткого быта.

— Конечно! — легко согласилась бабушка. — Просто мне дано много талантов от рождения, да и замужество моё было сказочно-счастливым. Я же простолюдинка, а вышла за аристократа. Вот к чему тебе надо стремиться! И тебе оно будет легче, поскольку ты уже аристократка по рождению. Найдём тебе какого-нибудь нестарого вдовца, которому не так важно богатство рода невесты. Молодые же аристократы обычно ищут тех невест, чей род влиятелен, чтобы впоследствии укрепить свою собственную имущественную независимость, и тебе от них ничего не светит. Кроме приглашения к распутству, конечно. А уж крепенький и состоявшийся мужчинка, — не обязательно и аристократ, кстати, сойдёт и торговый, и прочий чиновный, но вызревший фрукт, — будет твоей подлинной, не сказочной, а житейской удачей…

— Замолчи! — потребовала я. — Ты реально отупела в борьбе за выживание. Слушать тебя не могу! А ведь я помню, что с мамой ты вела совсем другие разговоры. Ты не была тогда настолько выдохшейся.

— Ой, чую я, Нэя,