— Вряд ли бы это его обрадовало. Старый господин, он, наверное, предпочел бы появиться в лучах света, и выражение чтобы подобающее было. Ладно, надо послать телеграмму. Ах, будь оно неладно! — вздохнула Трой. — Хорошо бы все же чем-нибудь заняться.

Мисс Босток хмуро посмотрела на Трой. Четыре года напряженной работы над плакатами для армии, а затем такой же и, пожалуй, требующей еще большей дисциплины работы в комитете ООН по оказанию помощи и реабилитации оказались, похоже, большим испытанием для ее подруги. Она исхудала, сделалась немного раздражительна. Наверное, было бы лучше, если б она могла побольше писать, подумалось Кэти. Мисс Босток не считала цветные карты, пусть самые необычные, компенсацией за отказ от чистого искусства. Четыре года без живописи и без мужа. «Слава Богу, — подумала Кэти, — я не такая. Меня все устраивает».

— Если он будет здесь через три недели, — говорила Трой, — как думаешь, где он сейчас? Может, в Нью-Йорке? Но тогда он бы телеграфировал оттуда. Последнее письмо, разумеется, пришло еще из Новой Зеландии. И телеграмма тоже.

— Почему бы тебе не заняться работой?

— Работой? — рассеянно переспросила Трой. — А, ну да, конечно. Пойду все же пошлю телеграмму. — Она двинулась было к двери, но тут же вернулась за письмом. — Шесть на четыре, подумать только.

— Мистер Томас Анкред? — спросила Трой, разглядывая визитку. — Слушай, Кэти, милая, да ведь это он, собственной персоной.

Кэти, почти закончившая свое мощное полотно, отложила кисти и сказала:

— Это ответ на твою телеграмму. По твою душу приехал. А кто это?

— Насколько я понимаю, один из сыновей сэра Генри Анкреда. Театральный продюсер, что ли? Помнится, я видела это имя под перечнем исполнителей ролей — «Продюсер Томас Анкред». Ну да, точно. Это он занимался постановкой «Макбета» в «Единороге», о которой мы с тобой говорили. Видишь, и на визитке — театр «Единорог». Придется пригласить его поужинать, Кэти. Ближайший поезд только в девять. Снова консервы придется открывать. Боже, какая тоска.

— Не понимаю, почему он должен ждать именно здесь. В деревне есть забегаловка. Если уж он приезжает с поручением какого-то идиота…

— Посмотрю хоть, как он выглядит…

— Что, прямо так, даже рабочую блузу не снимешь?

— Да нет, пожалуй, — рассеянно сказала Трой и двинулась по дорожке, соединяющей студию с домом, где она жила. День выдался холодный. Обнаженные ветви деревьев покачивались со скрипом на северном ветру, по небу бежали свинцовые тучи.

«А если, — вдруг подумала Трой, — я войду в дом, а там — Рори? Допустим, он решил приехать тайком и теперь ждет меня в библиотеке. Он зажег огонь в камине, чтобы нам было тепло. Лицо его вы глядит так же, как в первый раз, когда он стоял там, — немного бледное от возбуждения. Допустим…» — Воображение у нее было живое, и она стремительно разматывала нить фантазии. Картина оказалась настолько ясной, что вызвала физическую реакцию: сердце заколотилось, а ладонь, стоило положить ее на ручку двери, ведущей в библиотеку, даже слегка задрожала.

Мужчина, стоявший перед холодным камином, был высок и несколько сутул. Волосы, слегка напоминающие по виду шелк-сырец, торчали на голове тонкими кустиками, как у ребенка. Он носил очки и, помаргивая, смотрел сквозь них на Трой.

— Добрый день, — заговорил мужчина. — Меня зовут Томас Анкред, впрочем, вам это уже известно из визитки. Надеюсь, вы не в претензии, что я явился сюда. Вообще-то ехать мне не хотелось, но семья настояла.

Он протянул руку — его рукопожатие было безвольным, Трой его почти не ощутила.

— Все это как-то очень глупо, — продолжал он. — Я имею в виду портрет папа, конечно. Знаете, мы все называем его «папа». Некоторым кажется, что звучит сентиментально, но так уж сложилось. В общем, папин портрет. Должен сказать, что ваша телеграмма всех буквально повергла в шок. Мне позвонили и сказали, что вы, наверное, ничего не поняли, и я должен поехать к вам и все объяснить.

Трой разожгла камин.

— Присаживайтесь, — предложила она, — вы, должно быть, замерзли. И объясните, я не поняла.

— Ну, прежде всего, что писать портрет папа — это честь. Я пытался растолковать, что как раз наоборот — это для нас честь, если вы вдруг согласитесь. Спасибо, я действительно сяду. Путь от вокзала неблизкий, и, по-моему, я натер пятку. Не возражаете, если посмотрю? Достаточно будет нащупать через носок.

— Я уже отвернулась, — сказала Трой.

— Точно, — объявил Томас после некоторого молчания, — волдырь. Ладно, для приличия ботинок снимать не буду, и так пройдет. Так вот, об отце. Разумеется, вам известно, что он — Великий Старик английской сцены, так что в это можно не углубляться. Кстати, вам-то самой хоть немного нравится его игра?

— В высшей степени, — сказала Трой. Хорошо, что это правда. Этот странный человек наверняка уловил бы любую фальшь.

— Правда? — переспросил он. — Рад слышать. Конечно, на сцене он весьма хорош, хотя временами немного поскрипывает, вам не кажется? И еще, эти его фокусы! Не может сыграть эмоциональную сцену без того, чтобы не дышать на весь зал. Но вообще-то да, играет по-настоящему хорошо, в своем деле он вроде как великолепная миссис Битон.[2]Рецепты всех блюд, и из лучших продуктов.

— Послушайте, мистер Анкред, — остановила его Трой, — к чему это все?

— Ну, это часть экспозиции. Чтобы заставить вас посмотреть на вещи под другим углом зрения. Великого английского актера рисует великая английская художница, понимаете? Я не думаю, что вам понравится поместье Анкретон, но взглянуть на него стоит. Выглядит очень аристократично. Портрет будет висеть под галереей менестрелей, со специальной подсветкой. Цена значения не имеет. Это в честь его семидесятипятилетия. Вообще-то он считает, что нация сама должна преподнести ему такой подарок, но, поскольку нация об этом как-то не задумывается, приходится брать дело в свои руки. Ну и о потомстве он, конечно, думает, — добавил Томас немного погодя, осторожно запуская ладонь в расшнурованный ботинок.

— Если вы хотите, чтобы я порекомендовала кого-нибудь из художников, кто мог бы…

— Иные протыкают волдыри, — перебил ее Томас, — но я не из таких. Нет-нет, спасибо, перечень лучших из дублеров уже и так составлен. Я рассказывал вам об Анкретоне. Вы ведь помните, как описываются замки в викторианских романах — залитые лунным светом башни и совы, летающие на фоне луны? Анкретон точно таков. Его построил мой прадед. Он снес славный дом времен королевы Анны и возвел Анкретон. Сначала поместье обнесли рвом, но люди начали болеть дифтерией, тогда его высушили и принялись выращивать овощи. Кормят там хорошо, потому что овощей много, а во время войны папа велел вырубить Большую Восточную Чащу и сложить дрова в сарай — дров столько, что ими топят до сих пор.