в узкий проулок, из которого мы только что собирались выходить, товарищ Бригитта мысленно сказала мне: «Алерт!», – и потянула влево, почти вплотную к стене. Машина с эрцгерцогской четой, двигавшаяся в колонне третьей, тоже стала поворачивать – и вдруг, затормозив, заглохла, раскорячившись прямо на углу, напротив магазина деликатесов.

И тут я со спины увидел человека, поднимающего извлеченный из кармана автоматический пистолет… Первый выстрел Гаврила Принцип сделал от бедра. Насколько я понимаю, это была та самая пуля, которая должна была попасть эрцгерцогине в живот и привести ее к смерти от внутреннего кровотечения за десять минут. Энергооболочка бога войны подправила траекторию – и пуля, пробив дверцу автомобиля, изменила направление полета и угодила в ногу Наместнику Боснии и Герцеговины графу Оскару Потиореку, стоявшему на подножке с противоположной стороны машины. Окрестности потряс громкий вибрирующий вопль. Огнестрельный перелом бедренной кости почти над коленным суставом – очень больно, но не смертельно, а кровотечение элементарно останавливается наложением жгута – не то что при проникающем ранении в живот или разрыве яремной вены и трахеи. Второй выстрел тоже пришлось немного подправить, чтобы пуля попала Францу Фердинанду в ключицу, а не в шею… А уже третий раз пальнуть террористу просто не дали. Народ налетел на него толпой, сбил с ног и принялся яростно топтать.

Поняв, что дело сделано так, как надо, товарищ Бригитта накинула на нас полог отвлечения внимания и, пока народ со всей пролетарской яростью месил Гаврилу Принципа, мы с ней, никем не замеченные, ушли обратно к себе в мир Содома. При этом показалось, что обратный переход дался нам гораздо легче, и вместе с тем возникло ощущение, что классическая версия причин произошедшего, мягко выражаясь, хромает на обе ноги. Этот вопрос хорошо бы тщательно обсудить в кругу знающих людей, одновременно позаботившись о том, чтобы Франца Фердинанда не добили прямо в госпитале (для чего придется планировать отдельную операцию). А то, судя по всему, «свои» хотят его смерти даже больше, чем «чужие».

– Да, – подтвердила мою догадку товарищ Бергман, когда мы вернулись в свое Тридесятое царство и собрали на совещание ближний круг, – тот тип, в которого вы отвели предназначенную герцогине пулю, увидев человека с оружием, с облегчением подумал: «Ну наконец-то!». Хотя, если бы это был не стрелок, а бомбометатель, то его разорвало бы на части вместе с другими пассажирами машины.

– Ну, это вряд ли, – хмыкнул я. – Спрыгнуть при виде бомбы с подножки и залечь плашмя – дело двух секунд. Взрывная волна тогда пройдет поверх тушки, а поднявшийся на ноги герой сможет долго трясти контуженой головой и до конца жизни хвастаться, что выжил в покушении на наследника престола. Поэтому и поехал этот тип на подножке, как какой-то мальчишка-босяк, а не в машине, как белый человек. При этом он явно был уверен, что покушение организовано не на него…

– Вторая мысль этого типа уже после того, как он ощутил боль от ранения, была: «Так мы не договаривались», – сказала Бригитта, – что означает только то, что этот человек был заранее осведомлен о покушении, и даже, более того, создавал для него благоприятные условия.

– Вполне возможно, – кивнул я. – Наш нынешний «подзащитный» – человек ершистый, неудобный, плюющий с высоты своего положения на мнение высшего света и правила приличия. Мне Франц Фердинанд отчетливо симпатичен, зато половина венского бомонда яростно желает его смерти – точно так же, как стая черных ворон ополчается на белую. Думаю, в Вене, когда узнали о планах французов сербскими руками устранить этого «анфан террибль», разве что в ладоши не захлопали. А не узнать об этом они не могли, ибо январский сбор сербских радикалов в Тулузе выглядел весьма подозрительно. Майор Воислав Танкосич, курировавший в сербском генштабе диверсионную деятельность, мог собрать своих головорезов на совещание не в Белграде, Крагуеваце или Нише, а на территории французской ГВМБ на Средиземном море только из-за необходимости встречи с куратором из числа офицеров военной разведки Третьей Республики.

– Да, – подтвердила Бригитта, – Тулуза не Марсель, и случайные люди туда просто так не поедут. Так что французская военная разведка, она же Второе Бюро, скорее всего, в этом деле замешана по самую макушку. Но что из этого следует для нас?

Я подумал и ответил:

– Для нас из этого следует, что для меня однозначной оценки того, кто был виновником войны, а кто стал ее невинной жертвой, больше не существует. Если информацию о готовящемся покушении на наследника престола смогли получить в Вене, то почему бы о нем не узнать и германской разведке? И только в силу того, что Берлину тоже до чертиков захотелось повоевать, дело с покушением в Сараево и там было пущено на самотек. Должен напомнить, что предыдущий Фашодский кризис, случившийся за шесть лет до нынешнего инцидента, затаптывали всем европейским кагалом, потому что тогда война не нужна была никому; на этот же раз одни радостно организуют повод для грядущей мировой бойни, а другие взирают на это с воистину олимпийским спокойствием…

– А как же ваша любимая Россия? – усмехнулась товарищ Бергман. – Неужели она в ваших глазах такая же грешная, как и все остальные?

– Российская империя – точнее, ее император – в данном случае не исключение, – стиснув зубы, ответил я. – В отличие от своей предыдущей версии, тут Николай Александрович более многогрешен, унижен поражением в русско-японской войне, а также попран наличием собственноручно подписанной Конституции и всенародно избранной Государственной Думы. Сейчас он готов на все, лишь бы компенсировать былые поражения и унижения ореолом победителя Германии и Австро-Венгрии. Ведь в альянсе с Францией и Великобританией грядущая война выглядит делом быстрым и почти безопасным.

– Да, это похоже на правду, – сказала Птица. – Едва только Николай Второй оправился от моральной травмы, нанесенной событиями русско-японской войны и революцией пятого года, самым главным для него снова стал крик души: «Не заслоняйте!». Положение народных масс за счет либерализации политики улучшилось незначительно, не были произведены ни ликвидация безграмотности, ни создание общенациональной системы здравоохранения, но последний русский царь неожиданно вновь почувствовал себя самым большим начальником, Хозяином Земли Русской. И понеслись ретивые.

– Я думаю, – сказала Кобра, – что этот перелом произошел в нем накануне убийства Столыпина. До того доминантный премьер был ему защитой и опорой, а после стал затенять коронованное ничтожество, а потому был убит и низвергнут с пьедестала.

– А еще, – добавила Птица, – он точно так же, как и Венский бомонд, на дух не переносил Франца Фердинанда. Как тот смел жениться по любви и быть счастливым, в то время как