Было что-то противоестественное во всей этой суете вокруг трупа в такой чудесный день. Как будто тут учения или выездной семинар для судмедэкспертов. Но мертвец был, увы, всамделишный, не муляж. Слава богу, хотя бы репортеры и телевизионщики об этом не пронюхали, порадовалась Энни.

Ребята, нашедшие тело, ничего существенного не рассказали. Но хорошо, что Уинсом удалось их разговорить — оказывается, примерно в час дня, сразу после обеда, они гуляли в том же самом месте и даже пробегали мимо того дуба. Тогда никто там не висел. О трупе они сообщили в три часа семнадцать минут, то есть он здесь появился в этот двухчасовой промежуток. Если повезет, криминалисты и доктор Гленденинг, патологоанатом, быстро установят причину смерти, и Энни не придется работать в выходные, как частенько случалось.

Не то чтобы у нее были какие-то грандиозные планы. Хотела прибраться дома, а в субботу пообедать со старым коллегой из Харксайда. За последние месяцы Энни стала куда ответственнее и серьезнее относиться к собственной жизни и очень ценила редкие часы одиночества. Она прекратила пить и начала заниматься спортом. Даже записалась в спортивный клуб. А помимо клуба — йога и медитации, все это пошло ей на пользу.

Стефан Новак стянул с лица маску и очки и, поднырнув под ленту, пошел к Энни и Уинсом по выложенной плитами дорожке, которую соорудили, чтобы ненароком не уничтожить важные улики. Новак вышагивал важно и неторопливо, как и всегда. Недавно его повысили до инспектора и назначили координатором группы криминалистов. Энни искренне за него радовалась. Ее слегка раздражала тяга полицейских бюрократов к словечкам торгашей и банкиров — куда ни глянь, повсюду координаторы да менеджеры. Но она признавала, что место преступления — это своего рода бизнес-сфера, так что действия криминалистов, несомненно, надо координировать.

Уинсом, ухмыльнувшись, просвистела несколько тактов песенки «Кто ты такой» из сериала про криминалистов.

Новак закатил глаза, но комментировать ее выходку не стал.

— Вам повезло, — сказал он.

— Что, суицид?

— Вскрытие внесет определенность, но, судя по тому, что мы с доктором Бернсом увидели, это было самоубийство — на шее лишь одна рана, от веревки, которая, кстати, находилась именно там, где и должна была оказаться в результате самоубийства. Конечно, его могли отравить заранее. Так что попросим лабораторию сделать полную токсикологию, но видимых травм и повреждений нет, за исключением тех, что относятся непосредственно к самому процессу повешения. Я так понимаю, этим займется Гленденинг?

— Да, — кивнула Энни, — он как раз вернулся к работе. А откуда столько крови? Если, конечно, это кровь.

— Она самая. Мы взяли образцы. Вот только… — Новак нахмурился.

— Что?

— Он ободрался до крови, влезая на дерево. Кстати, судя по состоянию почвы и коры, влезал он туда один, без чьей-либо «помощи». Но все же царапины не настолько глубоки, чтобы кровить так сильно. Группу крови мы определим быстро, а вот ДНК и токсикологию вам придется подождать.

— Разумеется, — ответила Энни. — А что с веревкой?

— Обычная дешевая нейлоновая веревка для белья. Продается почти в каждом магазине.

— А узел?

— Именно такие обычно завязывают самоубийцы. И уж точно его сделал не профессиональный палач. В общем, ничего особенного, любой бы справился, даже если никогда не был бойскаутом. Узел, кстати, на левую сторону, то есть его завязал левша. А часы у погибшего были надеты на правую руку… в общем, все указывает на самоубийство.

— Удалось выяснить, кто он такой?

— Нет, — покачал головой Новак. — Бумажника у него при себе не оказалось.

— Может, ключи?

— Нет. Мне кажется, он приехал сюда на машине и оставил все в салоне. Может, в куртке. Не нужны человеку ключи и бумажник, если он собрался вешаться, верно?

— Верно. Значит, придется самим разыскивать его наследников. Записки он тоже не оставил?

— Нет, ни в карманах, ни рядом — ничего. Опять-таки, он мог бросить ее в машине.

— Как только найдем его тачку, поищем записку, — решила Энни. — Хорошо бы еще узнать, что он делал сегодня утром. Судя по всему, он убил себя где-то между часом и тремя. Даже если это суицид, прежде чем разойтись, надо попытаться заполнить некоторые пробелы. Правда, для этого нам надо выяснить, кто же он такой.

— Ну, это как раз просто, — сказал один из криминалистов, эксперт по почвам, Тим Мэллори.

Энни не заметила, как он подошел к их группе.

— Правда, что ли? — спросила она.

— Ага. Фамилии его я не знаю, но вообще-то все звали его Марком.

— Все?

— Ну, все в Иствейлском театре. Он там работал. В отреставрированном георгианском театре на Маркет-стрит.

— Да-да, понимаю, — пробормотала Энни.

Долгие годы местные любительские труппы и оперные студии играли свои постановки Теренса Реттигена или Гильберта и Салливана в прицерковных залах по всей долине. Но недавно в городке восстановили старый театр георгианской эпохи, который когда-то переделали под склад, а потом и вовсе забросили. Реставрацию удалось провести благодаря усилиям муниципалитета и местных бизнесменов и гранту Совета по искусствам Великобритании. Театр открылся полтора года назад, сделавшись центром всех здешних театральных опытов и начинаний. Там же устраивали концерты народной и камерной музыки.

— А ты уверен, что это он? — спросила Энни.

— Абсолютно, — кивнул Мэллори.

— Кем он у них работал?

— Кем — не знаю. Но вроде бы занимался реквизитом и декорациями. В общем, трудился за кулисами. Я в курсе, потому что у меня жена — член общества любителей оперы, — добавил Мэллори.

— Это все, что тебе о нем известно?

— В общем-то да. — Мэллори глубокомысленно потер запястье. — Но знаю, что человек он был своеобразный.

— Гей?

— Да, и не скрывал этого.

— А ты знаешь, где он жил?

— Нет. Но наверняка кто-нибудь из театра скажет.

— Семья у него была?

— Понятия не имею.

— Полагаю, по поводу его машины тебе тоже ничего не известно?

— Ничего.

— Ладно. Спасибо.

После рассказов Мэллори и Новака дело перестало казаться Энни столь пугающе сложным. Может, они с Уинсом даже попадут домой до темноты. Энни пихнула Уинсом локтем.

— Поехали в театр, — сказала она. — Все равно тут нам уже делать нечего.

Как только она произнесла эти слова, к ним, тяжело дыша, подбежал молодой полицейский.

— Простите, мэм, — выдохнул он. — Кажется, мы нашли его машину. Хотите взглянуть?

Потрепанная темно-зеленая «тойота» старой модели — даже старше фиолетовой «тойоты-астры», какая была у самой Энни. Автомобиль стоял на бетонированной парковке позади кемпинга, между рекой и магистральной дорогой Свейнсдейла. Помимо «тойоты», на парковке было всего три машины — поэтому полицейским и удалось так быстро вычислить искомую. Конечно, полной уверенности в том, что это машина погибшего, пока не было, но, увидев на заднем сиденье облезлую игрушку, «Джека из коробочки», и подставку под зонтик в виде слоновьей ноги, Энни сразу поняла, что это театральный реквизит.