знаешь? Точно, настоящую видел… Когда войну затеяли железные люди. Как то решили они, что никакой другой народ жизни в этом мире не достоин. Гордыня расцвела от богатств излишних и процветания. Во всех прочих, кроме железных, они людей перестали видеть. Но ты наверное не знаешь о времени этом страшном ничего? По свету ходил да и упивался властью и вседозволенностью, пока в «твоем» мире смерть властвовала. Но так слушай все равно. Начал железный народ уничтожать людей стеклянных и деревянных, да на столько человек и разум их тогда покинул, что все тела погибших они на мебель да на утварь для дома распределили, а души-на магию да алхимию. И терпели несчастные люди! Деревянные сгореть боялись, стеклянные-разбиться на осколки. Пытались прятаться, но потихоньку всех находили… Куда им, нищим да разобщенным с магией и машинами железного народа бороться! И вот была одна деревня, нищая да маленькая, стеклянных людей, которые первые бороться решились. Не было у них ни техники, ни магии достойной, ни даже доспехов сносных… да ничего по сути не было! И вышли они все, человек 60, против железа, огня и смерти вооружившись только доблестью, не присущей стеклянной хрупкой душе…

— Погибли? — неожиданно для себя выпалил огненный человек.

— Все до единого! — так же спокойно, не обратив внимание на грубое вмешательство, ответил бумажный человек.

— А врага побили хоть одного?

— Да не было у них врагов живых в той битве. Может машину одну повредили, да и то-корпус только…из строя не вывели.

— Глупцы! Погибли жалкой и бессмысленной смертью… Попробуй, оспорь! — радуясь собственной правоте, но без прежней надменности, даже с некоторой смиренностью, которой он сам удивился, промолвил огненный человек. И кинул требовательный взгляд на бумажного человека, желая слышать возражения.

— Смертью погибли самой достойной, — тише прежнего заговорил бумажный человек, — и совсем небессмысленной. Молва о подвиге этих отчаянных смельчаков быстро разнеслась повсюду. И одна за другой души и деревянные и стеклянные как будто бы воспрянули. Война длилась еще очень долго и много, очень много жизней забрала. Понимаешь, никто из тех шестидесяти обреченных может и не задумывался о том, для чего идут на бой, может и не рассчитывали они на то, что вдохновят других сражаться, обретут славу… да и какое им уже было до этого дело? Может быть шли они защищать только свои дома и себя, сейчас уже вряд ли кто точно скажет. Но разве это не сила, поступать как должен, переступить через смерть, через себя? Не ожидая похвалы, награды, благодарности добровольно уйти во тьму, лишь ради мира, лишь потому, что так велит что-то внутри, что сильнее бытия? Что-то великое то, что неподвластно никому и жило где-то в глубине каждого из них, и не зависит от того, из чего мы сделаны? И это в конечном итоге властвует и берет верх над всем…

Ничего не ответил ему огненный человек. И что он мог ответить? Задумался. Пламя на теле его заиграло золотом.

ЧАСТЬ 2. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Наступило молчание. И огненный человек невольно начал разглядывать своего бумажного рассказчика. Никогда не приходилось ему так близко, рядом с собой видеть подобное существо. Обычно летают они по небу, безвольно и бесполезно. Да и тех, что он видел до этого, занимали лишь мысли о том, как кончится их ненужная жизнь. Или, даже чаще-ничего не занимало. Летали, как летает мусор. Всего боялись, и никому дела до них не было. А этот был такой покойный, как будто бы все знал, все и вправду видел, будто не жил жизнью самого хрупкого создания на земле. Как будто бы не может он исчезнуть. А выглядел как чудно! Весь в маленьких дырочках, где-то, особенно на запястьях и коленях бумага была потертая, пожелтевшая, выцветшая. Но не придавало ему это неопрятности, наоборот-красочности. Озадачил он огненного человека своей уникальностью. Не мог он разгадать его, победить, переспорить. Да он и говорит, что летает… века?! Да разве не врет, разве возможно это для бумажного человека? Да сам этот человек из огня есть на свете от силы сотни две лет. Он войны этой не видел, не жил еще тогда. А этот про любовь все свою молвит, славит ее. Может огненный человек действительно не знает чего-то? Молчание прервалось.

— Сдвинься на север, ветер мое пламя прямо на тебя гонит, — статно, все тем же басом, но спокойно потребовал огненный человек.

Бумажный человек забавно и суетливо, но все же достаточно быстро, насколько позволяло его слабое тело, сдвинулся на север.

— Вот ты говоришь века, летаешь? — решив все-таки не оставить этот момент без внимания, спокойно спросил огненный человек, — да разве ж возможно такое? Не про твоего это брата. Если я брожу, как мне казалось, не мало, а войны той не видел. Сколько же ты существуешь?

— Не меньше пяти сотен лет.

— Не верю! Пять сотен лет назад еще никого не было. Не встречал я никогда никого, кто столько бы был. И уж тем более из бумажной материи.

— Право твое, — спокойно, не глядя на огненного человека, ответил бумажный…

Немного задел огненного человека этот короткий, обрывающий ответ, но совсем не так, как предыдущие. Понял он немного своего собеседника. Да и правило им теперь не пренебрежение-лишь интерес. Не поменявшись внешне, продолжил он свои вопросы:

— Так может ты видел даже…людей из плоти?

— Видел.

Опять не поверил огненный человек, но не показал этого.

— И какие они? Правда, что магии не знали? Смертны были и питались плотью, сходной с собственной? — с напором и нетерпением стал забрасывать вопросами своего собеседника огненный человек.

— Все правда, что ты говоришь. Жили мало, и того, что отмерено было, не каждый из них успевал пробыть. Глупости и спеси было в них не меньше твоего. Хотя времени столько не было и силы такой, какой ты обладаешь.

Никто и никогда, до этого никогда не говорил так с огненным человеком. Да и если посмел бы кто-то бросить на него взгляд без разрешения или улыбнуться не вовремя, конец бы встретил свой в то же мгновенье. А эти упреки он не просто мимо ушей пропускал, а даже вслушивался, иногда стыдился, на себя со стороны смотрел. Важно ему стало мнение бумажного человека.

— Смерти вроде бы тоже боялись, но воевать любили. Молились много, в богов больше чем в себя верили. Питались плотью… мясом называли. Друг друга не ели, ели тех, что поглупее из плоти существа да побольше. Тех, что траву ели…да и сами они травой питались. Они всем могли