– Прямо и не знаю, что вам предложить,– вздохнул осознавший наконец масштаб проблемы папа Караваев.– Ты уж извини, Степаныч, за резкое словцо, но контингент у тебя под началом сомнительный! Опять же – резко отличающийся по внешним данным от среднестатистических наших сограждан. Того же Жабана взять... Ну как можно такого на улицы Москвы выпустить? Нас немедленно осудит все цивилизованное человечество!

– Ты за Жабана не бойся,– успокоил Александра Сергеевича Соловей.– Он – маг первой категории! Любого вашего заслуженного артиста за пояс заткнет.

– Речь не о таланте,– мягко запротестовал папа Караваев.– Внешность у него уж больно специфическая.

– Внешность – дело поправимое,– махнул рукой Соловей.– Тем более – для Жабана. Он ведь оборотень! Такие зубы себе отрастит – пальчики оближете!

– Но он же квакает.

– А кто у вас тут поет? – обиделся Соловей.– У Жабана – специфический тембр. Пипла схавает за милую душу! Это я тебе как профессионал профессионалу говорю.

– «Пипла» – это кто? – не понял Вик.

– Совсем у тебя брат темный,– укорил меня Василий.– О народе речь, принц Нимерийский. Он у нас определяет, где культура, а где нет.

Относительно того, что мой брат темный, Щеглов, конечно, погорячился, но по части шоу-бизнеса местного у Вика действительно большие проблемы... Как в таких случаях выражается Василий – «не сечет» он.

Справедливости ради надо заметить, что шоу-бизнес – весьма специфический вид земной деятельности, к которому успешно адаптироваться может далеко не каждый. Здесь пасуют даже умудренные опытом политики – навроде Венедикта Владимировича Жигановского. Поскольку нормы шоу-бизнеса противоречат не только здравому смыслу, но и законам природы, которым, по идее, должно подчиняться абсолютно все во Вселенной.

– Не лишено... – задумчиво заключил папа Караваев.– В том смысле, что при незначительной коррекции внешности Жабан вполне сможет выступать на подмостках, скажем, в юмористическом жанре.

– Ну, ты нашел юмориста, Саша! – всплеснул руками Василий.– Нет уж, пусть классику поет – один хрен ее никто не слушает. «Фигаро там, Фигаро здесь» – никто и не заметит.

– Василий,– произнес перенасыщенным металлом голосом Александр Сергеевич,– я не позволю, чтобы в моем присутствии задевали святое! Классика– это последнее, что у нас осталось!

– Да кто ее трогает? – пошел на попятный Щеглов.– Пошутить нельзя... А потом, в опере петь – не «Лебединое озеро» танцевать. Никаких политических последствий!

После непродолжительного десятиминутного спора с артистической карьерой Жабана мы определились... К сожалению, у Степана Степановича в загашнике имелась целая толпа лиц, претендующих если не на мировую, то, во всяком случае, на всероссийскую известность.

Василий вскользь заметил, что если дело так пойдет и дальше, то высокую сферу искусства пришельцы изгадят до полной и окончательной неузнаваемости и человечеству придется перебираться в параллельный мир, дабы сохранить в неприкосновенности свои видовые и культурные отличия.

– Ты сам-то понял, что сказал? – покосился в его сторону Степаныч.– Какие «видовые отличия» существуют между эстрадной примадонной и натуральной ведьмой?

– Ну, ты загнул! – возмутился папа Караваев.– Наши примадонны ведьмами только притворяются, а ваши являются ими по сути! Город Кацапов до сих пор сотрясают скандалы, после того как там поработали твои агентки.

– А в Москве – тишь да гладь, да божья благодать...– хмыкнул Соловей.– Большой вопрос, что луч-ше: быть или казаться?

– Я протестую! – гордо вскинул голову мой тесть.– Моральный аспект в искусстве – не блажь, а насущная необходимость!..

Словом, спор ушел в сферу высокой духовности и потерял для меня значимость, ибо я и по своей природе, и по роду избранной деятельности являюсь человеком сугубо прагматичным, хотя конечно же не чужд философского осмысления действительности. Но в данном случае философия могла лишь помешать решению назревшей проблемы, и я приложил немало усилий, дабы вернуть воспаривших спорщиков к проблемам насущным.

– Ты на меня Спинозой не дави, Караваев, я с Аристотелем был на дружеской ноге!.. Как стоик с многолетним стажем, скажу тебе, что идеальное есть всего лишь тень реального, оно не имеет права на самостоятельное существование в нашем грешном во всех отношениях мире!

– Позволь, уважаемый,– восстал из-за стола Александр Сергеевич,– и эту ахинею ты называешь стоицизмом?! Да тут же цинизм чистой воды!.. Не ожидал! От тебя, Степан Степанович, не ожидал!.. Абсолютизация зла в качестве движущей силы социальной эволюции неизбежно подтолкнет общество к хаосу, уважаемый! К хаосу, но отнюдь не к процветанию!

– Так ведь хаос – колыбель всего живого! – развел руками Соловей-разбойник.– Тебе ли, Саша, этого не знать?.. А возвеличивание идеального неизбежно ведет к профанации реального, к распаду сознания и к краху человеческой цивилизации! Надо принимать жизнь такой, какая она есть, во всех ее проявлениях, в том числе и не в самых приятных!

– Философия нищеты! Нищеты духа! – ткнул пальцем в оппонента папа Караваев.– Не позволю! Только через мой труп! Труп художника и гражданина!

– Да на что мне твой труп сдался? – пожал плечами Соловей-разбойник.– Речь-то идет об искусстве, то бишь о мире условном.

– А я о чем говорю?! Искусство бессмертно только тогда, когда оно идеально!..

Кажется, Степан Степанович и Александр Сергеевич в своем научном диспуте пришли наконец к какому-то результату. После чего Караваев даже пообещал пристроить одну из ведьм в своем театре на амплуа женщины-вамп... Что еще за «вамп», я так и не понял, а народный артист счел ниже своего достоинства пускаться в объяснения... В любом случае трудоустройство одной кандидатки не решало всех наших проблем, на что и указал Василий, внимательно слушавший спорщиков, но не принимавший участия в философской дискуссии, поскольку он не мог, видимо, похвастаться личным знакомством ни со Спинозой, ни с Аристотелем.

– Ты нам лучше скажи сразу, Степаныч, сколько у тебя под рукой оборотней и прочего сброда и на какую сумму годового дохода вы претендуете?

Мне прагматичный подход Щеглова к проблеме понравился, и я его горячо поддержал, поскольку слегка побаивался, как бы актер с разбойником опять не ударились в любомудрие.

– Сотни полторы рабочих мест нас, пожалуй, устроили бы на первом этапе... – задумчиво почесал аккуратно подстриженную бородку Степан Степанович.– Ну и миллиард – в качестве годового дохода.

– В рублях? – с надеждой спросил папа Караваев.

– В евро.

Василий аж присвистнул от возмущения, чем едва не спровоцировал на ответный свист Соловья-разбойника – с фатальными для моей квартиры последствиями. К счастью, Степаныч удержался в рамках, а Щеглову я сделал замечание – в том смысле, что малохудожественный свист плохо отражается на доходах и человек, надеющийся на достаток, должен воздерживаться от проявления подобного бескультурья.