Но та все не появлялась. Словно по улице, нарочно перед ее приездом, снесли всё подчистую.

– Извините, не подскажете, где ближайшая остановка? – спросила она прохожего на неплохом английском, который старательно практиковала. – Мне нужно к центральному музею древности. А карты показывают, что пешком далеко.

Прохожий, долговязый мужчина с редкими усами и в начищенных до блеска туфлях посмотрел на неё с изумлением, затем проговорил:

– Вы идете не по той улице.

– Это как? – не поняла Женя.

– Чтобы сесть на автобус до центрального музея, вам нужно пройти вот тут и выйти на авеню. Там будет остановка, и вы доедете.

– Премного благодарна, – ответила Женя и поспешила подальше от прохожего, который почему-то не понравился.

Вообще все местные жители казались какими-то чересчур чопорными, чересчур размеренными. И вообще во всем выглядели чересчур.

Но прохожий не обманул. Спустя не сколько минут Женя действительно ехала в автобусе, разместившись у окна и держа на коленях сумку. Контролер наклонилась над ней, прося предоставить проездной, с услужливой улыбкой, от которой веет притворством и деланной любезностью. Женя ответила такой же улыбкой, демонстрируя свежекупленный билет.

Контролер, показалось, даже немного расстроилась, но кивнула и пошла дальше. Женя отдула со лба соломенную прядь, закатывая глаза, и вновь отвернулась к окну.

В отражении сквозь дома и деревья глядит кареглазая блондинка, очень грамотно окрашенная, и никто не догадывался, что она в действительности шатенка. Кожа светлая, за все лето она не успела съездить на море, тогда как остальные в музее заполонили свои инстаграммы фотографиями вроде «я в купальнике», «я со стаканом», «а вот мои ноги»…

Жене было некогда. Она все лето проходила интенсив по сестринскому делу. Коллеги считали это блажью, говорили, что у нее и так хорошая профессия, а она великолепный специалист. Но Женя хотела обладать каким-то действительно полезным навыком. Ведь в случае войны или землетрясения ее умение разбираться в древностях никому не поможет.

Погруженная в эти мысли она не заметила, как дома стали реже, дорога пошла вниз. И лишь, когда автобус остановился, очнулась.

Выйдя на остановку, она потянулась и хрустнула спиной – та затекла от долгого сидения. Затем огляделась.

– Ну и Тмутаракань.

Эрвью-стрит, 18 явно находилась не в центре. Возвышенные домики и блестящая на солнце брусчатка остались позади. Здесь дома тоже есть, но очень разрозненно, будто стесняются, что вообще тут стоят.

Зато прямо с остановки, которая, вроде как, на возвышенности, открывается чудесный вид на зеленые луга, что тянутся куда-то влево и упираются в темню полоску леса. Прямо от остановки – дорога. Не брусчатка, а вполне себе асфальт. А вдалеке справа массивное здание, вокруг которого куча палаток и людей.

– Похоже, это и есть Эрвью-стрит, 18, – сообщила себе Женя.

Она двинулась по обочине, потому что тротуара не оказалось. Преодолев расстояние не меньше километра, оказалась перед чем-то вроде ярмарки. За ней высится долгожданный музей, и Женя решительно ступила меж прилавками и шатрами.

Тут же дорогу перегородил паренек со всклоченными волосами и наряде восемнадцатого века.

– Без костюма нельзя! – почему-то весело сообщил он на английском, который больше похож на шведский.

Вся эта командировка начала доставать. Женя сделала вдох и выдох, затем произнесла терпеливо, стараясь перебить шум ярмарки:

– Я на работе. Мне в музей.

– Мы тут все на работе, – усмехнулся всклоченный все с тем же жутким акцентом.

Женя сунула пальцы в карман и достала ламинированную карточку.

– У меня пропуск, – сообщила она, чувствуя, что вот-вот и закипит. – Я сотрудник, мне назначено.

Лицо всклоченного приняло шутовское выражение, он пожал плечами и проговорил:

– Без костюма не пустим.

– Да вы издеваетесь! – вырвалось у Жени, она попыталась обойти его.

Но тот снова перегородил путь и развел руками, расплываясь в широкой улыбке. Затем помахал кому-то. Из толпы появились еще несколько ряженых под старину и приблизились. Женя поморщилась. Эти болваны даже не потрудились изучить костюмы восемнадцатого века. Женщины тогда носили совсем другие прически, а такие платья устарели еще в шестнадцатом.

Разномастная компания остановилась рядом, а Женя сказала, с трудом сдерживая негодование:

– Я прибыла из другой страны, у меня задание. У меня работа, в конце концов. А вы меня не пропускаете? Это что вообще?

Он как-то виновато улыбнулся и произнес:

– Иностранные гости здесь не редкость. Просим извинить, но здесь проходит фестиваль реконструкторов. Без костюма вход пятнадцать евро.

– Сколько?! – вырвалось у Жени, глаза округлились. – У вас даже костюмы не аутентичные! За что пятнадцать?

Юноша развел руками.

– Не мы устанавливали цену. Извините.

– Но у меня нет костюма, – выдохнула Женя, растерявшись от такого ответа.

Парень тут же нашелся.

– За десять евро вы можете взять у нас костюм, – сказал он. – Напрокат, разумеется. Вот это платье, на пример.

Женя окинула профессиональным взглядом оценщика наряд, который с древностью совсем не вязался, и огрызнулась, вытаскивая из кармана смартфон:

– Не буду я платить десять евро за ваши лохмотья.

Она быстро набрала начальнику, а юноша в парике вскинул палец и покачал им.

– Нет-нет, – сказал он, – на фестивале запрещены все элементы современности.

Женя послала ему хмурый взгляд и проигнорировала. В телефоне пару секунду длилось молчание, затем услужливый компьютерный голос сообщил, что абонент выключен или находится вне зоны действия сети – значит, Виктор Геннадьевич еще в метро. В самый не подходящий момент.

Женя тихо ругнулась и убрала смартфон обратно.

– Я это не надену, – сообщила она категорично. – И уж точно платить за это не буду. Пропустите немедленно, иначе сообщу начальству музея, что с иностранным гражданином обращаются неподобающим образом.

– Начальство музея предупреждено, – невозмутимо проговорил парень. – В современной одежде на территорию фестиваля запрещено.

– Дурь какая! – выругалась Женя в голос по-русски, и уже по-английски сказала: – Давайте, что у вас есть самого простого?

Лицо паренька расплылось в улыбке. Он откуда-то достал накидку из темно-синего бархата с кое-как пришитой атласной летной по краям и капюшону.

– Три евро.

Женю уже трясло от возмущения и гнева. В ее честно заработанный отпуск, она, вместо того, чтобы заниматься практикой в очень полезном ремесле, рядится в какое-то барахло реконструкторов-недоучек.