— Квартира шестнадцать, — сказал подполковник.

Охранник молча стоял.

Подполковник сунулся в нагрудный карман мундира под шинелью, расчетливо позволив пальто соскользнуть с одного плеча и обнажить погон.

Охранник ждал. Пришлось завершать движение — вытаскивать удостоверение и, не отдавая, показывать в раскрытом виде.

— Подполковник Бугенбай Ибраев, — вслух прочитал, вытянув шею, парень.

Он неторопливо сел и раскрыл амбарную книгу, превращенную в журнал регистрации посетителей. Захватанная книга обтрепалась на углах переплета. Открытая страница оказалась едва ли не последней.

Водитель невольно подумал, как быстротечны здесь, в городе, восемь месяцев, за которые через подъезд с десятком квартир прошло столько людей, и как тягуче время в камере.

— Без регистрации! — скомандовал подполковник. — По службе. Этот господин сопровождающий.

Охранник положил на прилавок шариковую ручку. Явно, запишет потом.

Кабину лифта умники из домоуправления обклеили пластиком под мрамор, а в потолок вделали зеркало, в котором отразились две лысины — в седоватом пуху водителя и с жидким черным зализом подполковника. Оба, каждый сам по себе, подумали об одном и том же: регистрация посетителей в престижном доме предписана участковым, а тому — свыше. Все в этой стране, а в бывшей столице особенно, хотят побольше знать о других.

Зеркальный потолок определенно прикрывал камеру видеозаписи. Жажда власти оборачивалась в престижных домах гонкой техники слежения.

На площадке, когда створки лифта захлопнулись, подполковник тихо сказал:

— Озабочусь. Сотрут.

И протянул нераспечатанный пластиковый пакетик с резиновыми перчатками. Водитель кивнул.

Его квартира сохранила привычный, ни на что не похожий сладковато-кислый запах, слегка отдававший теперь и тленом, вроде того, каким исходит прель на осеннем кладбище. Водитель усмехнулся, представив ступор судебных исполнителей, когда обнаружился бы источник аромата, если бы эти исполнители раньше его появились в квартире для описи имущества по приговору «с полной конфискацией».

— Известен день? — спросил он Ибраева.

Целлофановые чехлы они натянули на обувь ещё перед дверью квартиры и, закрыв её за собой, присев, Ибраев — подоткнув полы пальто и шинели, скотчем закрепляли внатяжку вокруг икр.

— Ляззат принесла поросенка, как всегда, в четверг.

— Был уже остывшим?

С легким кряхтением подполковник выпрямился и, скособочив одну, затем другую ступню, проверил надежность пластика. Водитель сделал тоже самое.

— Температура трупа падает с разной скоростью, все зависит, где осталось тело после того, как… ну, во всяком случае, человека… пристрелили или он умер по какой другой причине. Ляззат представления не имела о коэффициенте остывания… ну, в данном случае, — сказал Ибраев. Трупное окоченение распространяется обычно от жевательных мышц вниз. Обычно. А в данном случае, если иметь в виду эту скотину, кто может сказать определенно? Он, кстати, не жевал. Возможно, и нечем ему… Я приезжал с Ляззат два раза и видел. Душил, дробил позвоночник и ребра, потом заглатывал и все…

Подполковник хмыкнул.

— Поросеночек хвостиком вилял, радовался новому другу, — сказал он весело, нагнав по морщине в углах ничего не выражавших глаз. Считалось, что он улыбнулся. — Молочных покупали…

— Так когда же? — жестко спросил хозяин квартиры.

— Вызывать экспертов прикажете? — ответил подполковник, которому второй день предъявляли непомерные требования. — Вы все время настаиваете на совершении абсурдных шагов! Ах, рейсы отменены? Неважно, взять авиатакси… С риском приземляться в тумане, когда аэропорт закрыт… Непременно выяснить, когда этот… как его… рептилий скончался… Может, прикажете, скажем, выступить в зоопарке с сообщением, что обезьяна произошла от человека… Не угодно ли?

— Успокойся, — сказал водитель. И спросил резко: — Ляззат говорила о случившемся кому-то еще, кроме тебя?

Ибраев покачал головой.

— А кому это интересно? Околела змея…

Окостеневшее, свернутое наподобие бухты корабельного каната, в пестрых разводах тропического камуфляжа тело, с которого сероватым порошком на паркет осыпалась высохшая слизь, походило на холодный гранит. Удав скончался, обернувшись вокруг гнутой ножки антикварного дивана в стиле «букет-бедеремейер». Вероятнее всего, из-за сухого воздуха и холода…

Диван, два кресла и столик, привезенные из Вены как трофеи второй мировой войны, достались с помещением, и починка комплекта стоила четверть того, во что обошлось приведение в порядок квартиры. Подполковнику, потомку степняков, всякая деревянная вещь представлялась сначала дровами для костра, а уж потом ещё чем-то, и он оттянул короткопалую ладонь, чтобы перерубить ножку. Водитель успел перехватить удар.

— Проще приподнять диван, — сказал он. — Давай, а я отодвину Леона, потом опустишь, вот и все.

— Так его звали Леня? — спросил подполковник. Кошачья реакция, с какой остановили его руку, была поразительной.

— Не Леня, Леон… А раньше, в джунглях, как-то еще, наверное.

— Когда раньше?

— В молодости, а может быть в детстве… Кто его знает, в каком возрасте он явился сюда… За полтора года вырос на метр… Перчатки скользят, не ухватить… Что же делать?

— Перекатить в сумку, — сказал подполковник.

Внезапная догадка осенила его. Аллах всемогущий, подумал он и спросил:

— Его привезли из Бирмы?

— Возможно. Во всяком случае, из тех краев. Скорее, из Бангкока… Или через Бангкок.

Аллах всемогущий, опять подумал подполковник, все сходится.

— А может, в большой чемодан? — спросил он.

— Может… В Леоне полсотни кило. Не меньше.

— Он ведь прибыл в эту квартиру? После вашего переезда сюда? — спросил Ибраев. И почувствовал, что разволновался. В таких случаях, он знал, лицо выдавало его: каменело, теряло всякое выражение. Он отвернулся.

— Да.

Аллах всемогущий, повторил про себя Ибраев, как я раньше-то не сообразил? И, чтобы замылить предыдущие вопросы, спросил пустое:

— Где хоронить будем?

— Кремируем. По дороге в аэропорт. Обольем погуще бензином. Сгорит, как старая покрышка. Вместе с чемоданом.

— И за этим мы летели сюда, — сказал подполковник с унылым раздражением, чтобы скрыть удачу.

— За этим, — подтвердил хозяин квартиры.

Аллах всемогущий, подумал Ибраев, ведь он не хочет, чтобы о смерти Леона узнали в городе. Если приговор вынесут с конфискацией, а так, скорее всего, и случится, заявятся судебные исполнители с понятыми, история с удавом пойдет гулять с языка на язык, а такое и для прессы сенсация. И хозяин, не этот, а официальный, то есть начальник подполковника Ибраева прикажет размазать анекдот на телевизионных экранах как свидетельство извращенного разложения аппаратчиков.