– С чего ты это взяла?

– На, читай, – Алка протянула ей тетрадный листок.

– «Дорогая Алла, – прочитала Надежда вслух, – я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты, поэтому я ухожу к ней навсегда.

Петр.

Собаку забираю с собой».

– И все? Бред какой-то.

– А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.

– Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-то будет?

– У нее, наверное.

– Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихий приличный мужчина. Ты что это там пьешь?

– Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равно переживаю.

Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала у нее из рук стаканчик, отобрала лекарство.

– С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаю выпьем.

– Ну давай. – Алке было все равно, а Надежда ужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.

Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюля с костями для собаки.

– Ну хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?

Алка протянула ей собачьи галеты.

– Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко. Послушай, а как это он собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-то тебе ни к чему?

Алка посмотрела на нее в полном недоумении. Надежда поняла, что Алка совершенно ее не слушает и думает о чем-то своем. Алку необходимо было срочно отвлечь от этих нехороших мыслей, и Надежда продолжала, повысив голос:

– И что это у тебя в квартире такое светопреставление? Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?

– Да нет, это уже так было. Наверное, он, когда собирался, торопился очень.

– А что это он так торопился? Двадцать лет не торопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?

Видя Алку в таком состоянии, Надежда уже начинала злиться на Петюнчика, но одернула себя и, по здравом размышлении, удивилась. Насколько она знала Алкиного мужа, он вообще никогда не торопился, все делал обстоятельно и не спеша, говорил тихим голосом. Конечно, любовь меняет человека, спору нет, но все-таки что-то тут не то.

Надежда усадила Алку в кресло, помахала у нее перед лицом растопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.

– Алка, не спи. И зачем ты столько валерьянки выпила? Вот теперь ничего не соображаешь. Скажи, когда ты про это узнала, записку эту когда увидела?

Алка очнулась, глянула осмысленно.

– Сегодня утром.

– Так, утром… – Надежда встрепенулась. – Как утром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?

– Ну, не ночевала, так получилось.

Слова из Алки приходилось тянуть клещами.

– Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаю выпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебя ночевать останусь, так что давай начинай, – сказала Надежда, отхлебывая чай.

– Сидят! Чай пьют! – заорал вдруг попугай Алкиным голосом.

Надежда аж подскочила на месте.

– Господи, помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а ты животных-то кормила? Может, попугай голодный? Кеша, Кешенька! – Она погладила перышки.

Попугай больно клюнул Надежду в палец. Алка механически насыпала в кормушку семечек, налила воды. Надежда в это время кормила кошку.

– Рыб не найти, – равнодушно проговорила Алка, – ну и черт с ними.

– Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что ты дома не ночуешь.

– Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньги зарабатывать!

– По ночам, что ли?

– Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мне как-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцать долларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!

– А почему это они к тебе обратились? Ты же, кроме русского, никакого другого языка не знаешь.

– Ну почему же? Я по-английски могу более-менее объясниться.

– Все-таки как-то странно. Ты учительница в школе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу, и вдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.

– Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Я им и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит, что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я и согласилась.

– Какая еще приятельница?

– Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой, забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по-русски уже немного говорит, а хочет на-учиться читать и писать, я его и обучала.

– И долго?

– Три занятия было. Они меня на дачу возили.

– В какое время?

– Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

– Да ты ведь не отличишь?

– Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, а по-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.

– Кто позвонил-то?

– Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, затем чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича, и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

– А мужу ты хоть позвонила?

– Позвонила, только не застала, он, наверное, с Гавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким-то ликером напоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

– А утром?

– Утром проснулась, голова тяжелая, поискала телефон, не нашла. Потом думаю, что неудобно на людях с Тимофеевым объясняться, поеду уж домой. Приезжаю и вот застаю такой разгром и записку.

– Записка где лежала?

– Не помню, где-то в комнате, на виду.

– А когда тебе Петюнчик раньше записки оставлял, он куда их клал?

– На холодильник прикреплял.

Всем знакомым была известна Алкина система ведения домашнего хозяйства. Она оставляла мужу и детям подробные списки хозяйственных дел, требуя, чтобы каждое выполненное дело они обводили в кружочек. Если, проверяя списки в конце дня, она обнаруживала, что кружочков в списке меньше половины, то сыновей Алка наказывала материально, а мужа – морально. Дела, не выполненные сегодня, автоматически переписывались на завтра. Таким образом, холодильник в Алкиной кухне был просто утыкан записками. Правда, сегодня холодильник был чист, не попугаю же записки писать! И все-таки почему Петюнчик оставил записку не как обычно, на холодильнике, а в комнате? Хотел подчеркнуть важность момента?