— Я так и понял. У вас идея фикс. Лучше бы вам немного успокоиться.

— Когда выходят рабочие?

— Через десять минут.

Она посмотрела в окно. Дождь почти перестал.

— Я должна вернуться туда. Спасибо за кофе.

Макс смотрел ей вслед и был не в силах произнести ни слова. К нему вернулось знакомое чувство беспомощности. События и люди уходили сквозь пальцы, как серый песок рейда, и не в его власти было ни замедлить течение, ни удержать хотя бы несколько крупиц.

Только что прозвучала сирена, и первые рабочие вышли из ворот. Некоторые садились на велосипеды, другие привычным шагом удалялись вдоль причалов. Два здоровых парня в синих робах крутились неподалеку, но приблизиться к девушке не осмеливались. Другие проходили толпой, даже не поворачивая голов.

До того момента, когда белый «ягуар» Константина Пупаракиса внезапно появился в конце причала, Максу казалось, что партия выиграна. Машина замедлила ход и, поравнявшись с фонарем, остановилась. Последовали непродолжительные переговоры вполголоса, и девушка исчезла в «ягуаре», который тут же рванул с места.

Отходя от окна, Макс чувствовал такую тоску, что у него пропало даже желание работать. Он грубо отодвинул словари и поставил на стол бутылку красного алжирского вина, на которую долго смотрел, как на врага, прежде чем вырвать из нее пробку и прильнуть губами к горлышку.

* * *

Тон проживал в одной из мансард «Медузы». Все звали его Капитаном, потому что раньше он был владельцем шаланды и еще потому что он всегда носил синюю морскую фуражку.

Перевозя тысячи тонн в трюмах своего суденышка, он побывал на всех судоходных путях от Роны до Дуная. Смотрители шлюзов очень любили его веселый нрав и луженую глотку, но еще больше им нравилась его жена, немка с золотистыми волосами, трижды избиравшаяся Королевой реки.

Тон крепко работал и неплохо зарабатывал. Он собирался организовать маленькую компанию из трех шаланд, но в один из заходов в порт на Рейне его жена не вернулась на борт. Вскоре он узнал, что она сбежала с баварским судовладельцем, навсегда оставив свой плавучий дом ради настоящего, каменного, с окнами в сад.

Тон не почувствовал ни ревности, ни отчаяния, лишь нечто вроде болезненной неприязни ко всем женщинам планеты. Один только вид юбки выводил его из себя и внушал ему мысль об убийстве. И прежде не слывший трезвенником, он пьянствовал теперь с утра до вечера. Когда он выпивал, его добрый нрав одерживал верх, а кровавые желания отступали.

Однажды вечером в паводок на Верхней Мёзе, когда он приступил ко второй бутылке, его шаланда задела опору моста и затонула меньше чем за десять минут.

Потерпевшего кораблекрушение выловили в стельку пьяным и совершенно невменяемым, что инспекторы страховой компании и не преминули отметить в своем рапорте.

Оказавшись в долгах по гроб жизни — повреждения моста были весьма значительны, — он нанялся матросом к своим прежним конкурентам. Но денег, остававшихся после вычетов, которые страховая компания «Ллойд» наложила на его заработки, только-только хватало на выпивку, а пил он все больше и больше. Сочувствие хозяев улетучивалось, стоило ему покрыть бранью идущую по причалу женщину или когда он бывал слишком пьян, чтобы закрепить канаты на швартовых тумбах.

Однажды с палубы «Красотки Андрии» он помочился на жену смотрителя шлюза, и это тяжкое оскорбление раз и навсегда положило предел его морской карьере.

Он стал бродягой, ворующим иногда на пропитание и выпивку, сиживал в каталажке, не раз подвергался принудительным и абсолютно бесполезным курсам детоксикации.

В товарном вагоне, который он делил с другими бродягами, он впервые услышал разговор о городе бедняков на берегу моря. Месяц спустя он случайно оказался в Сан-Франсуа-ле-Моле.

В муниципалитете его зарегистрировали без лишних вопросов. Ему назначили регулярную помощь при условии, что каждый первый вторник месяца он будет являться в социальную службу.

Тон мог бы дешево снять одну из тех бесчисленных квартир на грани антисанитарии, которых полно было в городе, но поскольку он был не в состоянии взять на себя домашние хлопоты, неизбежные в его положении холостяка, он выбрал пансион в «Медузе». С этого и началась вторая часть его Голгофы.

Старая рыбацкая таверна «Медуза» была одной из немногих, кому удалось пережить гостиничный кризис Сан-Франсуа-ле-Моля. Для этого пришлось снизить цены и расширить перечень услуг. Здесь можно было в полночь заказать рыбный суп или салат из осьминога, снять комнату на час или на год, пить вволю, не опасаясь, что тебя вышвырнут на улицу. В хорошую погоду бывало много желающих позавтракать на террасе. Клиенты платили мало, но зато были всегда.

Хозяйку этого чудом спасшегося заведения звали Гулеттой. Маленькая пышная брюнетка, она не ведала уныния и умела быть приветливой с каждым. Сюда приходили, когда наваливалась хандра, чтобы услышать ее веселый смех, который оживлял зал. Несмотря на загруженность работой, она находила время выслушать жалобы потенциальных самоубийц, рогоносцев, избиваемых женщин. Она угощала их выпивкой, утешала, иногда давала немного денег. Злые языки говорили, что ей особенно нравилось утешать мужчин, независимо оттого, были ли они девственниками или стариками, и что половина мужского населения Сан-Франсуа-ле-Моля прошла через ее комнату на втором этаже.

Вначале Тон с ней не разговаривал. Он поворачивался к ней спиной во время еды и никогда не пил за столом, предпочитая брать бутылки к себе в мансарду, чем слышать ее смех за стойкой. Она была женщиной, то есть одной из тех, кого он страстно ненавидел, даже ее взгляд он выносил с трудом.

Однажды вечером, столкнувшись с ней на лестнице, он вдруг ощутил сильное волнение от запаха ее тела. Взбешенный тем, что испытал это чувство, он заперся на два дня в своей мансарде, отказываясь от еды, поднос с которой обеспокоенная Гулетта ставила перед его дверью.

Он перепробовал все, чтобы забыть ее аромат, чтобы прогнать картинки, которые так отчетливо рисовало его воображение, но ничто не помогало. Желание текло в нем, словно кровь, перелитая от другого человека. И этот человек вызывал в нем отвращение.

Спустя некоторое время Тон посетил хирурга из медицинского центра. Он изложил ему просьбу, которая крайне озадачила врача, — никогда еще ни один пациент не приходил просить о собственной кастрации.

После краткой беседы Тон был препровожден в психиатрическую службу, где его подвергли обследованию. Отпуская его, врачи объяснили, что для подобной операции нет никаких оснований, и дали совет пройти новый курс детоксикации.

В итоге он вернулся в «Медузу» целым и невредимым, чтобы вновь оказаться во власти тайных и безнадежных мук. Идея собрать чемоданы и отправиться на поиски нового логова, конечно, приходила ему в голову, но он знал, что в черте города не найдет ничего столь же удобного и доступного. Если не считать мучительного присутствия Гулетты, «Медуза» была вполне мирной гаванью. Пособие, выплачиваемое инспектором социальной службы, позволяло ему жить здесь без особых хлопот, пусть иногда он и вынужден был пропускать обеды, чтобы расплатиться за выпивку.