– Мужчины в такие минуты ничего не слышат… Это пора усвоить, девочка…

Ей не нравится, как он разговаривает с ней. Она в который уже раз вспоминает другого парня, одноклассника, – с ним они обнимались на черных мягких матах в спортзале, – и думает о том, что лучше было бы, если бы эту велосипедную прогулку она совершила с ним… Все было бы по-другому, нежнее, теплее…

Слегка разрыв землю ладонью, он вытаскивает нечто бесформенное, сначала непонятное, после чего, пожав плечами, констатирует:

– Да это же каблук! Самый настоящий каблук, от женской туфли… Надо же, какая-то росомаха потеряла его здесь… Наверно, тоже была не одна…

Мужчина берет в руки острый, вырванный «с мясом» каблук, облепленный засохшими комьями земли, и внимательно рассматривает его. Он мысленно представляет себе женщину, таинственную женщину, оказавшуюся здесь, в этой глуши, только лишь за тем, чтобы разделить это мягкое и податливое ложе из еловых веток с мужчиной. Он даже как будто слышит их голоса.

– Они играли, я думаю, она убегала от него, им было весело… Это было летом, – фантазирует он, поймав свою девушку за руку и усаживая подле себя на землю. Продолжая разглядывать каблук и даже не понимая, как она ждет от него ласки, поцелуя, он говорит вполголоса: – Он привез ее скорее всего на машине, потому что на велосипеде на таких шпильках не ездят… Да и пешком от Луговского не так уж и близко…

Он закрывает глаза и откидывается назад, подставляя лицо горячим солнечным лучам. В его возрасте, а ему двадцать пять, ему хочется ежеминутно чувствовать рядом с собой женское тело. И не одно, а много, и чтобы все они принадлежали только ему.

– На ней было цветастое летнее платье, розовое с белым… – Сквозь веки он видит в красном плывущем кадре скользящую фигурку женщины, медленно поднимающую тонкими руками подол светлого платья – все выше и выше; ему кажется даже, что он видит и ее дерзкую, призывную улыбку.

– Думаю, что синее или голубое… – робко вставляет прорезавшийся из солнечной мути голос девушки.

– О чем ты?

– О платье…

– Это почему еще голубое? Какая пошлятина…

– Да потому что здесь пуговица… синяя с голубым…

Он резко поднимается. На ладони девушки он видит маленькую пуговицу. Сине-голубую, с серебряным кантом. Мужчина подходит к небольшому пригорку, скрытому тенью, тому самому, который еще недавно служил подушкой его девушке, и присаживается на корточки.

– Где ты ее нашла?

– Там же, где и каблук. Послушай, Володя, что-то мне не нравится это место… Этот каблук, эта пуговица… Поедем отсюда, этот бугор осел, как оседают могилы… И слой еловых иголок тонкий, не так, как вокруг… Это могила… Мужчина изнасиловал и убил эту женщину. И никакая это была не игра…

Она и сама не знала, как получилось, что она произнесла то, что думала, вслух. Это было не в ее правилах. Обычно она говорила лишь то, что нравилось Володе. Ей казалось, что она и любит его, и боится одновременно.

– Романов начиталась? Дура… – неожиданно оборвал он ее и выхватил из ее ладони пуговицу. – Закрой свой рот и не говори глупостей… Так импотентом меня сделаешь…

Девушка смотрит на мужчину с ужасом. Лицо ее заливается краской – она впервые слышит от него грубость. Не помня себя от стыда и унижения, она бросается к велосипеду, неловко садится на него и, давя на педали непослушными дрожащими ногами, движется в сторону Луговского. Пот теплой противной змеей стекает по спине…

Мужчина же, не удостоив ее вниманием, достает из рюкзака большой охотничий нож, который незаменим даже вот в таких велосипедных прогулках, а тем более в длительных походах с кострищами и ночлегами. Нож всегда придавал ему уверенности в себе. С ножом не страшна встреча с одичавшей собакой, не говоря уже о людях…

Любопытство его смешивается с возбуждением. Рисуя себе сцену предполагаемого изнасилования той самой женщины, которая, убегая от насильника, сломала каблук, он уже жалеет о своей несдержанности. Ему уже снова необходима эта невзрачная и худенькая девушка с пресным именем Нина, мягкая и податливая, при помощи которой он вот уже пару месяцев как удовлетворяет свой половой инстинкт. Женщины никогда не поймут, почему их насилуют. Но им и не надо это знать…

Он режет, копает ножом землю довольно долго, то и дело вытирая пот. Он не верит, что найдет под землей что-нибудь интересное, способное удивить его. Он копает для того, чтобы пощекотать себе нервы, чтобы возбудиться до предела, представляя себе неизвестную ему женщину, потерявшую в лесу каблук и пуговицу… Но усталость берет верх, и он, обессиленный, ложится на землю… Однако спустя несколько минут встает и продолжает копать дальше. И наконец солнечный луч выхватывает из разрытой земли фрагмент полуистлевшей голубой ткани. Мужчина смотрит себе под ноги до тех пор, пока ему не приходит в голову, обернув руку носовым платком, попытаться потянуть за край ткани. Часть ее остается в руках, а под слоем земли он видит коричневые волосы, полураспустившуюся косу с пластмассовой – белой с рыжим от ржавчины – заколкой… Дальше за волосами что-то страшное, влажное, кажется, лобовая кость и черные впадины глаз…

Мужчина уже не хочет эту женщину в голубом платье. Липкий пот струится по лицу, перед глазами летают мушки…

Москва, 2000 г. Камера для задержанных

дежурной части отделения милиции

Центрального административного округа

Она сидела здесь уже около двух часов. После того как ее безуспешно пытался допросить следователь, какие-то люди с усталыми лицами, явно смущенные ее благообразным внешним обликом и выпирающим животом, отвели Валентину в камеру для задержанных и оставили одну. В полумраке. В духоте. Она хотела есть и пить. Ребенок требовал положенного ему ужина. Она не знала, сколько ей понадобится времени для того, чтобы привести в порядок мысли и чувства. Об одном человеке мозг отказывался думать – о Леве. Он-то в чем виноват? Представив себе его большое и доброе лицо, она почувствовала, как ребенок внутри ее зашевелился, словно всем своим существом пытаясь внушить ей мысль о том, что она не имела права так поступить с его отцом. А ведь им непременно устроят встречу, Кайтанов сделает все, чтобы увидеть ее. Он разберет это здание по кирпичику, сотрет в порошок каждого, кто посмеет не пустить его к ней. Он сильный, очень сильный. Вот только с ее долгим отсутствием не справится, захиреет, как растение без воды. Она устала думать об этом, ей было больно видеть перед собой выплывающее из сознания лицо мужа, его распахнутые, добрые глаза. Большой ручной зверь, вот кто такой Кайтанов. Это для людей, с которыми ему приходится работать в одной упряжке, он – настоящий зверь, способный одним взглядом подмять под себя раздутых от важности индюков-банкиров, коллег, готовых при любом удобном случае свернуть тебе башку… Прямой, немногословный, основательный, Кайтанов сумел открыть в Москве свой банк и развил за последние полтора года такую активность, что его чуть было не «убрали» конкуренты. Но он и здесь все просчитал, продумал такую комбинацию и выступил с такими предложениями, что работать с ним показалось намного выгоднее, чем его убить. Сейчас, когда Валентина, обхватив колени руками и чувствуя, как в ней бьется другая жизнь, думала об этом, ей казалось, что все это было не с ней и Кайтановым, а с другими мужчиной и женщиной. Уж, во всяком случае, не с той Валентиной, которая находилась сейчас в этой душной и вонючей камере, отмалчиваясь, вместо того чтобы давать показания, на которые сама же и напросилась. Та, прежняя Валентина была частью Кайтанова, родным ему человеком, его половиной. И пусть она с ним остается. Хотя бы в памяти.