этой дороге туда и обратно становится столь интенсивным, что пони тонги очень скоро доходят до полного истощения, покрываются язвами и едва могут пройти этот путь за девять, десять, а то и двенадцать часов. Выйдя из Ноушеры и переправившись через реку Кабул, путешественник попадает в Мардан, находящийся в пятнадцати милях от города. Это поселение — его здесь называют Мердан — является постоянной стоянкой корпуса проводников. Это тенистое и приятное место, хотя в летние месяцы здесь ужасно жарко.

За Марданом следуют горы, и по мере того, как тонга приближается к ним, их форма и цвет делаются все более отчетливыми. Несколько холмиков и гряд, возвышающихся над равниной, служат преддверием огромного ряда холмов. Переправившись через мелководную речку Джелалу, приток Кабула, попадаешь на следующую станцию. В мирное время она представляет собой только небольшой глинобитный форт, но с приближением войны разрастается, превращаясь в огромный лагерь, окруженный рвами. Остановившись только для того, чтобы сменить пони, продолжаешь путь. Древесная аллея, вдоль которой проходила дорога, исчезает. Вся местность вокруг красно-бурая, безжизненная, выжженная. Впереди поднимается стена холмов, темная и зловещая. Наконец достигаешь Даргая у подножия, там, где начинается проход. Это еще один глинобитный форт, который перед началом боевых действий разрастается в окруженный валами, траншеями и колючей проволокой лагерь. Отсюда можно видеть Малакандский проход — огромную расселину в ряду гор, — и далеко в глубине ущелья различимы становятся очертания форта, который его охраняет.

Охраняемая дорога кончается, и начинается долгий подъем со многими поворотами от Даргая к вершине перевала. Погонщик неустанно нахлестывает несчастных, покрытых язвами, пони. Наконец достигаешь вершины. Вид отсюда стоит того, чтобы остановиться и оглянуться назад. Позади и внизу в жаркой дымке простирается равнина — широкая, плоская, уходящая за размытый горизонт. Тонга сворачивает за угол и попадает в новый мир. Дует прохладный ветерок. Ландшафт со всех сторон дикий и неровный. Насколько хватает глаз, во всех направлениях видны лишь зазубренные пики и вершины.

Малаканд подобен огромной чаше, края которой проломаны многочисленными расселинами и превращены в зазубренные острия. На дне этой чаши находится кратер. Малакандский проход представляет собой самую глубокую из этих расселин, а самая высокая из зазубренных вершин — холм Проводников, у подножия которого стоит форт. Не требуется специальных знаний, чтобы понять, что для защиты этого места необходимо удержать ободок чаши. Но в Малаканде дно этой чаши недостаточно широкое, чтобы разместить там необходимый для обороны гарнизон. Поэтому с военной точки зрения это плохая позиция, которую трудно защищать. В то время, о котором идет речь, южный Малакандский лагерь был весьма неподходящим местом для размещения войск. Он был легко доступен, тесен, и над ним господствовали окружающие его высоты.

Нехватка места в лагере на Котале привела к необходимости создать еще один лагерь на равнине Хара. Он был разбит примерно в двух милях от перевала, и, хотя рядом с ним находилась деревушка Хар, из политических соображений ему было дано имя Северный Малаканд. Позиция этого лагеря была, очевидно, намного сильнее, чем позиция Котала. Хотя он и располагался на пересеченной местности — среди скал и оврагов, он был достаточно просторным, и никакие высоты над лагерем не господствовали. Не было опасности, что гарнизон окажется в нем заперт и не сможет развернуться для атаки, как в лагере на перевале. Стратегического значения он, конечно, не имел, и его просто использовали для размещения войск, которые должны были удерживать Малаканд, поскольку места для них в кратере и в форте на перевале не было.

Сперва думали, что бригада задержится на этом передовом рубеже не более чем на несколько недель. Но проходили месяцы, и лагерь стал приобретать вид постоянного. Офицеры построили себе жилища и столовые. Многие офицеры привезли жен и семьи, и лагерь стал превращаться в настоящий военный городок. Набеги гази не возмущали спокойствия. Револьверы, которые все лица, покидавшие лагерь, должны были иметь при себе в соответствии с предписанием, либо носились незаряженными, либо доверялись туземным конюхам.

После перехода через Малакандский перевал первый поворот направо ведет в долину Свата. Здесь путешественник оказывается между двух гор. Со всех сторон обзор ограничен, взгляд упирается в горы и скалы. Сама долина широкая ровная и плодородная. Посередине протекает быстрая река; По обеим ее берегам широкой полосой тянутся рисовые поля. Другие культуры выращиваются на более сухих участках. Вокруг разбросаны многочисленные деревушки, некоторые из них весьма густонаселенные.

В древности в этом месте была столица одного буддийского царства, которое называлось У-Чан или Удьяна, что значит «парк» — так ее прежние владельцы оценивали эту прелестную долину. Этот «парк», который включал все земли по обоим берегам реки Сват, славился своими лесами, цветами и фруктами. Но хотя долина по-прежнему оставалась прекрасной, леса ее пали жертвой расточительности, а цветы и фрукты выродились из-за невежества жестоких завоевателей, в чьи руки она попала.

Нынешние ее обитатели пользуются дурной славой. Среди патанов распространена поговорка: «Сват — это рай, но сваты — исчадия ада». Много лет на них лежало клеймо трусости, за что приграничные племена их презирали, им не доверяли. Однако их поведение в последних войнах смыло с них хотя бы это пятно.

Сейчас власть в долине Свата принадлежит нескольким мелким племенным вождям, но до 1870 г. она принадлежала одному правителю. Ахунд из Свата был по происхождению коровьим пастухом — должность в Индии весьма почетная. Это занятие и вдохновило будущего правителя. Много лет он сидел на берегу Инда и медитировал. Так он стал святым. Слава о его святости разнеслась по всей стране. Тогда сваты стали убеждать его переселиться к ним и жить в их долине. С исполненной достоинства и дипломатичности неохотой он наконец согласился сменить берега Инда на берега Свата. Несколько лет он жил в зеленой долине, почитаемый ее обитателями. Во время великого мятежа умер Сайд Акбар, король Свата, и святой унаследовал как светскую, так и духовную власть. В 1863 г. он объявил джихад против британцев и возглавил сватов и бунервалов во время кампании в Амбейле. Однако энергичные действия Сиркара, положившего конец этой войне, очевидно, произвели на старика впечатление, поскольку к концу войны он предпочел заключить мир с правительством и получил от него многочисленные знаки уважения.

Перед смертью, в 1870 г., он собрал своих людей и объявил им, что однажды их долина станет полем битвы между русскими и англичанами. Он убеждал их сражаться на нашей стороне, когда придет тот день.

Два его сына уже умерли, но два его внука, оба еще юноши, живут в долине. Они являются владельцами многочисленных поместий Ахунда, разбросанных по всему