Забойщик Уили Паттерсон был веселым и открытым парнем, когда пришел на завод. Каждый вечер, после смены, в заводском дворе он выделывал забавные фигуры на своем велосипеде, хвастаясь своей удалью и ловкостью, и все дружно хохотали над его проделками. Он был смышленым, искренним и преданным своей работе. Толстокожему дураку по имени Эдди Валентайн, который тогда был управляющим конвейером, Уили говорил, что может стоять на забое по две недели подряд. Конечно, со стороны Валентайна было ошибкой позволить ему это, но в те времена для рабочего люда существовали лишь религиозные ограничения — и никакая техника безопасности или иные практические соображения в расчет не брались.

Мальчишка работал в головной части конвейера, и сам был подобен одному из его механизмов. Безостановочно вращалась цепь, поднималась алюминиевая заслонка, открывая взору зажатую в маленькой клетке голову животного. Уили вслух произносил заклинание: «Бог превыше всего. Плоть священна», после чего спускал курок. Заслонка опускалась. Он нажимал кнопку, приводя в движение конвейерную цепь.

Заслонка снова открывалась.

Голова.

Глаза.

«Бог превыше всего. Плоть священна».

Шипение. Свист.

Заслонка опускалась.

Счетчик щелкал, показывая новую цифру убитых животных.

Уили работал в таком режиме — две недели вахты, две недели отдыха — в течение полугода. Каждый вечер он уезжал домой на велосипеде, который давно стал атрибутом его цирковых номеров в заводском дворе. А на следующий день его уже видели на привычном месте, на бойне, где он в одиночку расправлялся со стадом.

С течением времени рабочие стали замечать, что улыбка Уили Паттерсона как-то изменилась. Он носил ее, словно маску, которая была чуть тесновата для его лица и причиняла ему боль. Заметили и то, что в нем явно поубавилось мастерства и преданности делу. Он намеренно тыкал щупальцами электрошока в гениталии животных, толпившихся в загоне, бил током обвисшие вымя отслуживших свой срок молочных коров. Торранс не раз видел, как Уили загонял быка в угол и мучил его электрическими разрядами. Быки яростно сопротивлялись, и управиться с ними было сложнее всего.

Уили лишился места забойщика в тот день, когда его застали за тем, что он палил из пневматического пистолета по телу быка, вместо того чтобы выстрелить в определенную точку на лбу. Именно Торранс выхватил у него из рук оружие и прервал страдания животного единственным и точно выверенным выстрелом. К тому времени болт пробил быку челюсть и обе щечные кости. Кровь вытекала из круглых дыр, оставленных выстрелами. Уили удалось прострелить быку дыхательное горло и легкие. Бык едва мог выдохнуть свою мольбу о спасении, когда вмешался Торранс.

Но скотники и забойщики были слишком ценными кадрами, и в поведении Уили администрация не усмотрела ничего тревожного и предосудительного, разве что конвейер приостановился, и это стоило недешево. Издевательства над скотом в предубойном загоне обернулись тем, что мясо оказалось «бледным, мягким и водянистым» — пораженным синдромом БМВ. Такой продукт никто не хотел покупать, поскольку он был невкусным. Уже давно знали, что синдром БМВ был следствием повышенного стресса у животных перед убоем. В этом смысле игрища Уили с электрошоком явно не шли во благо качеству мясной продукции Магнуса.

Уили наказали, отправили на переобучение и вернули на конвейер, только теперь уже на самый дальний участок, где невозможно было мучить животных или портить мясо. Отныне он обрезал ножницами рога и копыта.

Даже после того, как Рори Магнус ввел режим работы «неделя через три», на убой все равно мало кто рвался. Торранс помнил, как один забойщик открыл заслонку, встретился взглядом с коровой, а потом выстрелил себе в лоб из пневматического пистолета. Другие забойщики тоже в той или иной степени пострадали от специфики своей работы. Кто-то сознательно нанес себе травму и предъявил шрамы в качестве оправдания собственной профнепригодности. Кто-то слегка тронулся умом, и это было неплохо — управлять глупыми работниками было гораздо легче.

Но все эти эпизоды были лишь исключениями, изредка нарушавшими плавный ход конвейерной цепи мясного завода Магнуса. Торранс старался как можно быстрее выкинуть их из головы, поскольку избегал сложностей, предпочитая, чтобы все шло гладко. Чтобы все были покладистыми и хладнокровными — как Ричард Шанти.

Как Ледяной Рик.

К его приходу у Майи Шанти уже был готов ужин.

Она возилась на кухне и, часто отвлекаясь от стряпни, поглядывала в окно, втайне надеясь, что он придет раньше обычного. Но этого ни разу не случилось. Когда они только поженились, он зачастую возвращался с завода на автобусе, а бегал только на работу, прихватив с собой спецовку и завтрак, да и то лишь несколько раз в неделю. С годами бег стал для него навязчивой идеей. Майя не сомневалась в том, что эта одержимость рано или поздно убьет ее мужа.

Вода в трех кастрюлях уже закипела, и она приготовилась отваривать зеленую фасоль, брокколи и шпинат, как только заметила его костлявую сгорбленную фигуру, тяжело ковыляющую по дороге. Рис был готов и, теплый, стоял в печи. Она сварила много риса и заставила Гаршу и Гему съесть по три полных миски, прежде чем разрешила им выйти из-за стола.

И все равно близняшки казались ей чересчур худыми.

Приходя домой, он мылся холодной водой в стальной ванне на улице, с мылом старым и твердым, как камень, потом переодевался в коричневую длинную тунику из грубой ткани, которую заставил ее сшить для него, после чего минут пять молча сидел в спальне, пока дыхание не становилось ровным. Потом тихо подходил к столу, без шуток и смеха, как бывало, и все на время замолкали. Но как только он брал в руки столовые приборы, девочки тут же начинали болтать и хихикать, и тогда жизнь в семействе Шанти казалась нормальной.

Рабочие мясного завода Магнуса пользовались особыми привилегиями и защитой. Они могли селиться в просторных домах вблизи города или, при желании, занять целый этаж в городской башне. Словом, выбор и возможности были богатые. Но супруги Шанти были единодушны в своем желании каждый день видеть из окна хотя бы немного зелени, к тому же Ричард всегда мечтал выращивать собственные фрукты и овощи — это была еще одна его навязчивая идея. Может, не всякий рискнул бы жить в таком уединении, но работники мясоперерабатывающего предприятия были в безопасности, где бы ни находились, а семья Ричарда Шанти, поскольку ее глава выполнял особо важную работу, и вовсе принадлежала к касте неприкасаемых, навечно защищенных властью Рори Магнуса, Мясного Барона.

Майе хотелось радоваться их удаче и благополучию, баловать мужа своей любовью. Ей хотелось просто наслаждаться своим статусом и быть такой же беспечной, как жены других рабочих завода. Но каждый вечер, когда она подавала ужин и замечала ручейки пота на висках Ричарда, она чувствовала на своих плечах такую тяжелую ношу, как тот мешок, что он таскал на своей спине дважды в день.

На десерт были свежие плоды деревьев, тростника и виноградной лозы, что росли на заднем дворе. Ричард Шанти ел свой фрукт, так тщательно и долго пережевывая каждый кусочек, что близняшки начинали хохотать, отсчитывая каждое движение его челюсти. Он тянул к ним свои костлявые руки, трогал их лица и волосы. Потом уходил в свою спальню и готовился ко сну. С недавних пор ему едва удавалось высидеть ужин с открытыми глазами, и Майя знала, что он загоняет себя, сжигает дотла жестоким самоистязанием.