За место официантки или, еще лучше, стриптизерки в самом что ни на есть дешевом найте глаза друг дружке повыцарапывать готовы.

А чтобы куда в приличное место трудиться пойти – да ни за что.

Ну, с этой еще все понятно, она и читать-то толком не умеет, но ведь многие – чуть ли не с университетским образованием…

…Мой «Харлей» стоял в коридоре.

На улице нельзя.

Угнать не угонят, конечно, но изуродуют – факт.

И бензин сольют.

Кряхтя, потащил зверюгу на улицу.

Как я, интересно, его вчера-то сюда допер? Да еще с пьяных, простите, глаз!

Седьмой этаж все-таки…

…Город по-прежнему спал.

Я завелся, послушал ровное тарахтение движка и медленно, не спеша, порулил в сторону круглосуточной заправки.

По городу я вообще предпочитаю ездить на мотоциклах.

Во-первых, все подворотни твои.

Ну, а во-вторых, неизвестно где зафлэтовать придется.

Попробуй-ка, джипак затащи на седьмой этаж. А на улице бросать – раскрысят все, что только можно.

И не остановишь.

Им же не просто так.

Им на «геру» зарабатывать надо.

Беспредельщики…

Макс, хозяин заправки, завидев мой «Харлей», вышел из своей стальной халупы сам.

Лично.

Залил бак, заискивающе глянул в глаза:

– Привет, Гор. Подбросишь как-нибудь товара? А то старуха моя с этой тины совсем дохнет…

Денег он с меня, естественно, не брал.

Никогда.

Да и я с него тоже.

Хотя бензин и фермерские продукты стоят ой как, извините, по-разному…

Бензина пока что в городе – хоть залейся…

– Через недельку. Кого-нибудь подошлю. А пока подготовь канистр сорок. Столитровых. Ну, сам все понимаешь…

– Опять собрался, – Макс задумчиво пожевал губу. – Кончат тебя когда-нибудь. Кто тогда продукты возить будет?..

– Я тебя тоже люблю. Бензин приготовь. Веточка заедет.

Пнул пару раз колеса – так, для проформы – и покатил неторопливо в сторону центра…

Я знал, куда хочу съездить.

Так.

На всякий случай.

…Центр – не поймешь: то ли засыпал, то ли уже потихонечку просыпался. Холодный влажный ветер лениво гонял скомканные бумаги, перемешивая их с первыми палыми грязно-желтыми листьями.

Грязные, кое-где подкопченные стены старинных домов привычно щерились пустыми глазницами окон. В очередной подворотне – Господи, до чего ж они любят подворотни-то, – крикливая стайка пушеров в ярких засаленных футболках и мешковатых штанах то ли делила вчерашнюю добычу, то ли намечала сегодняшнюю.

Мат стоял – боже упаси, вот-вот могло дойти и до легкой поножовщины.

А что?

Делов-то…

Правда, заслышав звук мотора моего «Харлея», ребятишки вжались в стены – мало ли кто тут катается.

Но не ушли.

Их земля.

Нравится вам это или не нравится.

Живописный оборванец тоскливо рылся в мусорном баке, выискивая объедки той синтетической дряни, которой пыталась меня накормить моя случайная подруга.

Ранняя пташка.

Обычно они попозже на промысел выходят…

Удачи тебе, брат…

…А вот и он.

Прямоугольный, вонючий пруд, загаженный так, что дальше уже просто некуда.

Помойка.

Традиционное место сбора всех городских подонков.

Неважно.

Я слишком хорошо помнил его совсем-совсем другим…

Вот эти, к примеру, насквозь проржавевшие куски металла когда-то были ножками скамеек, на которых, бывало, любил сиживать мой отец, рассказывая мне всякие занимательные истории.

А неподалеку, стараясь быть незаметными, угрюмо топтались его здоровенные охранники Миша и Сергей, прошедшие с ним такое, что даже мне нынешнему нелегко представить.

Преданные, как мохнатые служебные псы, и оттого – постоянно напряженные.

А по поверхности тогда еще чистого прямоугольника плавали большие белые птицы.

Отец, помнится, очень не любил людей, которые крошили им хлеб, говорил, что они превращают этих гордецов в попрошаек.

Но птицы все равно были очень красивы.

Не знаю, что с ними потом произошло.

Может, улетели.

А может, их просто сожрали, когда в городе возникли первые проблемы с продуктами.

Кстати, не исключено, что сожрали их именно те, кто до этого старательно крошил птицам тогда еще очень дешевый белый хлеб.

Все может быть.

Вот такая вот, блин, диалектика.

Я прикрутил «Харлей» цепью к древней чугунной тумбе и пошел к воде. Воняло так, что ноздри наружу выворачивало.

Ничего.

Я привык…

Постоял, покурил. Вспоминать ничего почему-то не захотелось. Потом обернулся на тихий металлический лязг. Чумазый подбандитыш лет одиннадцати от роду деловито вскрывал контейнер, прикрученный к багажнику моего байка.

Когда он сообразил, что я его заметил, то сразу же ощерился, продемонстрировав ряд желтых гнилых зубов, и, сплюнув сквозь дырку в этом богатстве, полез за пазуху за дешевеньким самопальным пистолетом.

Не успел, разумеется.

Ага.

Вид такой игрушки, как «Стеблин», действует на некоторых индивидуумов крайне отрезвляюще.

Любителя чужих мотоциклов как ветром сдуло.

И хорошо.

Честно говоря, мне почему-то совсем не хотелось его убивать…

…Дома меня ждал неприятный сюрприз.

У входа в подъезд на ржавеющей металлической трубе, покрытой в глубокой древности толстым слоем голубой масляной краски, жевал дешевую пластиковую зубочистку коп.

И не просто тебе коп, а Коп с большой буквы.

По-другому и не обзовешь.

Никак.

Поручик столичной полиции Борис Костенко.

Мой, кстати, сослуживец по вдрызг проигранной всеми сторонами конфликта кровавой и, как позднее выяснилось, бессмысленной Крымской кампании.

В прошлом.

У меня все – в прошлом…

– За город собрался, Гор?

Вот… мать.

Неужели Макс?

Убью скотину…

– Не понял…

– А что тут понимать. Сержант!