— Приятного мало, дорогая, но тебе надо это выпить.

Он обернулся в сторону Пита, который уже держал наготове вновь наполненную ложку.

— Открой рот, как ты мне обещала, — попросил Стэн девочку и затаил дыхание. Та моргнула и приоткрыла рот.

Пит торжествующе улыбнулся, когда ребенок проглотил лекарство.

Стэн ожидал, что малышка поморщится, но не заметил даже гримасы отвращения. Напротив, ему показалось, что на лице девочки промелькнула едва заметная улыбка.

Глаза малышки закрылись. Через несколько минут она уже спала.

Стэн коснулся ладонью ее пылающего лба и нахмурился.

— Чего же ты ожидал? На свете нет лекарств, которые могли бы так быстро сбить лихорадку!

Бросив на повара испепеляющий взгляд, Стэн сказал:

— Если ты заметишь хотя бы малейшую перемену в ее состоянии, немедленно позови меня, слышишь?

— Стало быть, ты уходишь, а меня оставляешь вместо няньки?

Выражение обветренного лица Стэна сделалось жестким.

— Похоже, у нас нет другого выхода, пока мы не найдем родных девочки или не подыщем для нее какое-нибудь безопасное место.

— А если я скажу, что мне такое занятие не по вкусу?

Стэн прищурился.

— Позаботься о ней как следует и в случае чего позови меня.

— Слышал! Конечно, я сделаю все, что в моих силах! Я же не чудовище, сам знаешь!

— Босс, нам надо спешить. Уже поздно, да и парни ждут, — заметил Бак.

Кивнув, Стэн выбрался из фургона и направился к своему коню. Позади продолжал ворчать Пит:

— Сколько раз мне повторять ему, что я сделаю все так, как он просил? Должно быть, у него стало плохо со слухом.

Было уже далеко за полночь. Стэн сторожил уснувшее стадо, когда к нему прискакал Бак со срочным известием от Пита.

— Дьявольщина! Она опять отказывается принимать лекарство! — сообщил он.

Чувствуя, как отчаянно забилось сердце, Стэн поспешил к фургону повара. Там он увидел рассерженного Пита, склонившегося над неподвижной девочкой, губы которой снова были плотно сжаты.

Стэн коснулся лба ребенка.

— У нее все еще сильный жар!

Складка на переносице Пита сделалась глубже.

— Ей нужно снова принять лекарство, а она отказывается.

— Я просил позвать меня, как только она проснется.

— Ты же стоял на часах! К тому же это не имеет никакого значения. Она не хочет пить лекарство, и точка!

— Черт побери, Пит, ты…

Стэн обернулся к притихшему ребенку. Несмотря на присущую ему уверенность в себе, которая всегда внушала подчиненным невольное уважение, он снова ощутил себя беспомощным.

— Пит говорит, что ты отказываешься принимать лекарство.

Девочка молчала.

— Тебе надо его выпить, если хочешь поправиться. Мне казалось, ты поняла это, дорогая. — Стэн сделал паузу, боясь, что ему опять придется пообещать выпить лекарство первым. — Ты хочешь, чтобы я, как и в прошлый раз, показал тебе пример, да?

Ответа не последовало.

Стэн коснулся пальцами горячей щеки ребенка. Кожа была нежной, словно шелк, хотя ее покрывали ссадины и шрамы.

— Только скажи мне, что я должен сделать для тебя, солнышко, — попросил он. — Решать тебе.

Долгие минуты протекли в молчании, прежде чем малышка, коротко вздохнув, обернулась к Питу и разомкнула губы. Она не стала протестовать, когда он сунул ей в рот ложку, и проглотила лекарство, даже не поморщившись.

Облегчение, которое почувствовал Стэн, сменилось удивлением, когда девчушка протянула ему свою маленькую ручку.

Светлые глаза ребенка были полны слез, и у Стэна не хватило духу высвободить руку, когда девочка уснула. Оставшись с малышкой, он сам не заметил, как задремал.

Крик совы… потрескивание дров в бивачном костре… звуки заунывной песни погонщика…

Серебристый свет луны заструился в угольно-черной темноте фургона, и Стэн проснулся. Открыв глаза, он увидел, что девчушка соскользнула с тюфяка и, свернувшись калачиком у него под боком, положила голову ему на грудь. Ее лицо казалось спокойным, хотя жар все еще исходил от ее тела. Стэн попытался снова положить девочку на тюфяк, но она еще теснее прижалась к нему, обхватив его ручонками. Тогда он обнял ее и закрыл глаза.

Ей снилось, что она в фургоне, послышались знакомые голоса.

— Ну же, девочки, не бойтесь. Папа поехал за доктором. Скоро вы все поправитесь.

— Мама, мне жарко, хочется пить. У меня болит живот.

— Я тоже хочу пить!

— И я!

Отдельные картины, всплывавшие в ее сознании, сменялись с поразительной быстротой. До нее донесся шум, похожий на отдаленные раскаты грома. Звук становился все громче… все ближе…

Стена воды неслась прямо на их фургон, застрявший на середине разлившейся реки. Честити плакала. Онести звала ее. Мама пыталась добраться до них, но ей это не удавалось. Весь мир перевернулся. Вода залила ей нос и рот, она не могла дышать, водоворот тянул ее в мир влажной тьмы, где не было ни света, ни звука, ни жизни.

— Мама!

Она внезапно проснулась. Дрожа и заливаясь слезами, плотнее прижалась к широкой груди, на которую положила голову, и тут же почувствовала, как сильная рука крепче обняла ее.

— Тс-с-с! Не плачь. Тебе приснился дурной сон, милая, но теперь все будет хорошо. Я не дам тебя в обиду, — услышала она низкий спокойный голос.

Она увидела полное тревоги лицо. Ей были знакомы эти грубоватые черты… этот голос. Да, это был человек, который преодолел тьму и спас ее, но маму и папу, сестер… всех их унес стремительный поток.

Его зовут Стэн. Он обещал помочь ей. Она знала: он сдержит слово, оградит ее от любых бед.

Свернувшись калачиком рядом со Стэном, она закрыла глаза, потом открыла их, снова взглянула на своего спасителя и, словно вспомнив о чем-то, прошептала:

— Меня зовут Пьюрити[1].

1881 год

— Черт бы побрал эту упрямую тварь!

Высокая, худая, в обычной одежде погонщика, Пьюрити резко осадила лошадь. Она обвела взглядом кусты в поисках лонгхорна[2], который никак не давался ей в руки. Ей пришлось преследовать бычка-переростка достаточно долго, все время петляя по залитой солнцем местности. Хитрая и воинственная зверюга задала от нее стрекача, и теперь девушка удалилась от стада на довольно большое расстояние.