Заросший щетиной Кирилл Фёдорович скромно присел на лавочку у самого́ входа. На другой стороне этой самой лавочки сидели парень и девушка. С виду парочка выглядела довольно молодо, это были то ли школьники, заканчивающие школу, то ли студенты первого курса. К блузке барышни булавкой был приколот политический писк этой весны — бело-синяя ленточка. Знак политического протеста имелся и у юноши, ребятки явно стремились на ту самую площадь, где сейчас собрался весь политический бомонд мегаполиса.

— Смотри, сейчас Подвальный будет выступать, — радостно пролепетала активистка, выставив перед собой руку со смартфоном.

На экране шла прямая трансляция и вышло так, что и наш герой сумел оценить качество картинки.

— Представляешь, все эти легендарные события происходят в буквальном смысле над нашими головами! — столь же воодушевлённо произнёс юноша и без стеснения добавил громкости, как бы невзначай коснувшись руки подруги.

Героя протеста, показывали с высоты птичьего полёта, Алисей Подвальный стоял на трибуне, выкрикивая какие-то благородные лозунги, и толпа что-то гудела ему в ответ. Вся съёмка велась с квадрокоптера и площадь, забитую людьми, было видно как на ладони. В какой-то момент с одной стороны площади поднялся вой и в живую толпу на полной скорости влетел тяжело груженный КАМАЗ. Камера квадрокоптера сосредоточилась на кабине, и герой этой истории с открытым ртом успел рассмотреть, как из кабины на полном ходу выскочил поп в рясе.

Служитель культа сбил собой несколько тел, а после поднялся на ноги и, распахнув рясу, оголил привязанный жилет со взрывчаткой:

— Горите в аду, содомиты! — перекрикивая толпу проорал поп и электричку тряхнуло.

Гружёный КАМАЗ, почти добравшийся до центра толпы и исчез в море огня, а после Кирилла буквально выкинуло из кресла вместе с парочкой малолетних бунтарей. Слух забил жуткий скрежет сминаемого состава. Наш герой поднялся по перекладине и с ужасом отметил сквозь стеклянные двери, как первые вагоны сминает жуткая инерция поездного состава. Свет, ярко мигнув, пропал и время словно замедлялось. Кирилл Стрельников с ужасом во взгляде наблюдал, как сминаемый металл вагонов неумолимо приближается и весь этот ужас периодически подсвечивался высекаемыми искрами и вспышками коротких замыканий.

Дорого́й читатель, иногда люди в экстремальных ситуациях впадают в особое состояние, когда время замедляется, растягиваюсь словно патока, а вот мысли, напротив, разгоняются до запредельных скоростей. Вот и у нашего героя сейчас в голове промелькнули все события его, теперь уже, никчёмной жизни. Родители, счастливая беззаботная юность, учёба в универе, поездки на новогодние праздники в Швейцарию или на Бали, пьянки, гулянки и наркотики лёгкие и не очень. Промелькнула в памяти гибель родителей, точнее, их похороны. А дальше началась вообще, какая-то несусветная дичь. Перед старухой, что лежала в начале вагона, в воздухе возник разрыв пространства. Из полутораметровой щели, больше всего походившей на огромную рану наполненную ярким, режущим глаза светом, вылетело нечто похожее на сегментированную палку с клешнями на конце. Клешни ухватили старуху за ноги и резко утащили клиентку столичного метрополитена в этот самый разрыв. И Проделано было это всё почти в один момент. Кирилл едва успел сообразить, что подобные разрывы появились у каждого пассажира этого вагона, когда почувствовал, как его самого схватили за ноги и резко куда-то потянули. Последним, что видел в этот день Кирилл Фёдорович Стрельников — это как добрую половину его бренного тела затащило в этот самый разрыв, а далее свет и вовсе погас.

* * *

Неизвестно где, неизвестно когда, неизвестно зачем.

Головная боль импульсом пробила в мозг, и главный герой этого повествования нехотя разомкнул тяжёлые веки. Сегодня глаза открывались как-то особенно тяжко, так словно им что-то мешало. Были у Кирилла Фёдоровича Стрельникова и раньше трудные утренние моменты после обильных возлияний, но на этот раз всё вышло как-то особенно неприятно. На этот раз глаза мужчины тридцати трёх годиков отроду открылись со скрипом и складывалось стойкое впечатление, словно в них насыпали даже не песок, а мелко перетёртое битое стекло. Воздух вокруг был сер и мутен, какая-то взвесь кружилась в пространстве подобно мелким песчинкам, довольно неприятно забивая нос. А отвратительного качества пасмурное освещение не способствовало улучшению обзора. Да и само положение тела в пространстве для похмельного утра было не характерно. В памяти же недавние события отражались неярким едва всплывающим бредом. Случались в жизни нашего главного героя разное, но стоя до последнего момента, он никогда не спал. Неприятный сюрприз преподнесло и собственное тело, оно попросту отказывалось подчиняться. Онемевшие конечности сильно кололо, до жути чесался нос, глаза и губы, но руки, свисая безвольными плетьми, наотрез отказывались подчиняться воле.

— «Мля, неужели я траванулся денатуратом? — возникла первая мысль в голове нашего горемычного героя, — а почему тело не двигается, неужели меня парализовало? Чтоб я ещё хоть раз сел пить этот гребённый стеклимой с Палычем… Стоп, а что с Палычем? Он же там в метро остался!»

Память резко включилась, напомнив недавнее странное похищение, и по спине нашего героя пробежалось неслабое стадо мурашек.

Голый, немытый и сильно заросший мужчина средних лет стоял статуей на небольшой площадке не в силах пошевелиться, а рядом с ним, полукругом были расставлены ещё примерно девять человек в похожем состоянии. Эти люди — мужчины и женщины различных возрастов стояли без движения, подобно восковым фигурам музея мадам Тюсо. Кирилл видел их краем взгляда, на периферии зрения, зато ему отчётливо были видны несколько трупов. В паре метров перед бомжеватого вида мужчиной вповалку друг на друге валялись погибшие люди. Двое мужчин и женщина преклонного возраста с закинутыми головами взирали на собратьев, по несчастью, безжизненными глазами, и только какое-то мерное, то ли шипение, то ли жужжание разбавляло тишину непонятной ситуации. Такое состояние затянулось на довольно долгий срок, по субъективным ощущениям нашего героя, он стоял уже более двух часов. Несмотря на общий негатив ситуации, был во всём этом и один позитивный момент — глаза перестало резать и зрение постепенно подстроилось под ужасное освещение и хотя полуподвальный серый сумрак разглядеть все подробности не позволял, но то, что перед нашем героем лежали три мёртвых тела, Кирюха осознал в полной мере. В подтверждение подобных мыслей где-то справа нервно запричитала женщина:

— Что происходит? Где мы? Они что, мертвы?

— Не знаю, без понятия, — негромко отозвался участливый мужской голос, — я сам едва очухался, ноги, вон, только шевелиться начали.

— Нужно позвонить в полицию, — проявил себя третий голос, который, по-видимому, принадлежал пожилой женщине, — пущай разбираются.

— Слышь, старая, а с чего