своем письме. Он так и назвал этот номер – «Реквием». Последняя музыка Микаэла Таривердиева.

В конце мая мы уезжаем в Сочи. Сначала – на наш любимый «Кинотавр». Потом переезжаем в санаторий «Актер», где проводим 48 дней. Билеты на самолет мы заказали заранее, за месяц до полета, на 25 июля.

Мой конец – мое начало

[3]

Когда 25 июля наш самолет прилетел в Москву, я в первый раз вошла в дом одна.

Я подошла к проигрывателю и поставила «Сонеты Шекспира».

Люблю, люблю, но реже говорю об этом…

Знакомый голос. Я так хорошо его знаю. Я чувствую каждый выдох, каждую его вибрацию.

Тогда я поняла то, что знала давно. А может быть, всегда: люди не умирают. Такое чувство, когда ты знаешь, что рядом, за закрытой дверью, есть пространство. Ты знаешь, что оно там есть. Ты точно знаешь. Но вот открывается дверь. И ты видишь, ты ощущаешь, ты – в этом пространстве. Я не сомневалась в своей вере. Я верила.

Я всегда верила, но теперь оказалась в пространстве веры. Я всегда знала, что мое имя – Вера. Но теперь я оказалась в пространстве, где я – Вера.

И почувствовала, что больше ничего не боюсь. Я больше не боюсь смерти. И я знаю, что смерть – главное событие в жизни и что смерть можно пережить, увидеть в жизни только один раз.

Сначала была даже не боль. Просто какое-то оцепенение, ощущение бестелесности, неприкосновения ног к земле, будто мы вместе слетели с балкона 15-го этажа санатория «Актер» в синее утреннее июльское небо. Как будто не приземлялся самолет, выполняющий рейс Сочи – Москва, а так и завис где-то там, в поднебесном пространстве. Потом боль пронзала, и я ходила с этой болью, как будто вынашивая в себе ребенка. Когда она пряталась, мне становилось жаль этой боли, этой остроты ощущений, этих дней, когда все говорили тихо, когда нельзя было при тебе смеяться, садиться на его место и с тобой обращались как с фарфоровой куклой…

События и людей этих дней помню плохо. Но что-то – очень ярко. Острее всего – ощущение, что все обманывают себя. Ведь люди не умирают. Помню запах роз на кладбище, когда после церкви под ноги бросали живые цветы. Солнце и тепло, которого так долго не было и которое мы так долго ждали.

«Люди не умирают. Смерти нет» – тихо, оцепенело жило внутри меня. А потом, когда прошли семь дней, девять дней, сорок дней, это уже кричало во мне и кричало из меня. И мне захотелось, чтобы это узнали все.

Хотелось ли мне умереть? Мне просто не хотелось жить. Но я знала, что буду жить. И буду любить. Нет, не буду. Я просто люблю.

Мне хотелось бить стекла критикам латунским. И я стала строить. Дом, в котором живет Микаэл Таривердиев. Он и его музыка. Частью этого дома должна была стать книга. Я ее написала. Так, как смогла, как думала, как чувствовала.

Вклейка

Мама. Сато Григорьевна Акопова

Валик – так нежно называла его мама. Потом это стало моей привилегией

Во дворе тбилисского дома

Первый в жизни фотоаппарат. С отцом, Леоном Навасардовичем Таривердиевым

Импровизировать гораздо интереснее, чем играть по нотам

Шляпа, купленная на первый гонорар

Студент, ученик Арама Хачатуряна

Время надежд. Время оттепели

На прослушивании музыки к кинофильму «Разгром». В студии заняты кто чем. Калик и Таривердиев одинаково сосредоточены

На съемках фильма «Большая руда»

Где бы ни проходили его концерты – в Ленинграде или в Донецке, прямо после спуска в шахту, публика чувствует, что его музыка – это состояние души

С Беллой Ахмадулиной

В кабинете Юрия Любимова на стене есть автограф и Микаэла Таривердиева

Андрей Вознесенский – Микаэл Таривердиев. Типичный ракурс: непрекравдающегося диалога

Татьяна Лиознова. «Железная леди» советского кинематографа

Запись – это всегда азарт работы

«Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто мы – фишки или великие?» На записи фрагмента оперы «Кто ты?»

С Родионом Щедриным. В этот момент для них ничего не существует, кроме виндсерфера

Виндсерфинг стал для него не меньшей страстью, чем музыка

На балконе родительского дохи в Тбилиси

Пара на скамейке. Сухуми

Белое на белом. Автопортрет

А это я, Вера. Такой он меня видит

Дома. У фисгармонии

В Доме кино, на «Нике». В тот год, 1997-й, были «получантами». А за год до этого – «вручантами»

Микаэл Таривердиев. Автопортрет

Диалог

Сноски

1

Разумеется, цены 50-х годов были другие. Но автор здесь и далее совершенно машинально переводит их в более привычные, соответствующие ценам после денежной реформы 1961 года. – Примеч. ред.

2

Глава написана В. Таривердиевой.

3

«Мой конец – мое начало» – название старинного канона.