– Принцесса империи предлагает вам подняться!

Принцесса подала ему знак, и он встал: сперва на оба колена, после чего поцеловал подол ее платья, а затем на одно – тут он поцеловал руку.

В снегу осталось три алых пятнышка.

Ее правая кисть была обнажена, и она крепко вцепилась в его руку. А потом наклонилась.

– Это была не я, – прошелестела она.

Его согрели эти слова. Она нравилась ему больше, чем он хотел, и было приятно, что ради него она соблюдает формальности, хоть он и не верил ей.

Он ответил таким же пожатием.

– Что – не вы, ваше величество? – спросил он.

В потаенной глубине сердца он боялся ее неприкрытой ненависти, пусть даже силился постичь ее умом.

Но простых ответов не было. Подошел Тоби и отряхнул его; ему дали горячего вина, которым он по возможности незаметно обменялся с Тоби. От него не отстанут и попытаются убить. Всеобщие танцы – идеальная обстановка для этого, и все же он обязан присутствовать.

Бинты пропитались кровью, и от нее стыла кожа.

Он пожалел, что рядом нет Тома Лаклана.

Зато был Гэвин, присутствие которого согрело, как жаркий костер. Еще раз поклонившись принцессе, Красный Рыцарь обратился к брату:

– Все ли на месте?

– Готовы, как были и будем всегда, – ответил Гэвин. – Мастер Мортирмир тоже начеку.

Красный Рыцарь воспринял уход Гармодия как удаление больного зуба. Он то и дело заглядывал в свой Дворец воспоминаний, ожидая вторжения. А где-то в числе последних приоритетов гуляла мысль о том, что если Гармодий овладел юным Мортирмиром, то следует принять какие-то меры.

Он отметил командный пункт: невидимое место, откуда руководили ночными действиями. Мортирмир чуть сутулился и цинично улыбался. Красный Рыцарь мгновенно его узнал.

«Я слишком слаб и рад избавиться от него почти любой ценой», – подумалось ему. Он снова покосился на молодого Мортирмира, стоявшего в обществе десятка студентов университета и Длинной Лапищи, у которого таился во тьме свой отряд и имелся особый приказ насчет мастера Мортирмира на случай, если дела примут скверный оборот.

Красный Рыцарь отошел от принцессы и отметил, что его люди расположились поодаль от ее свиты – зазор обозначился явственно. Сэр Алкей стоял между матерью и сэром Гэвином хрупким звеном в поврежденной цепи.

– Гэвин, пусть каждый из наших возьмет на себя по одному из ее людей и встанет поближе. Я серьезно, – сказал он. – У врага не должно зародиться ни тени подозрения. Пусть думают, что все пошло наперекосяк. Или еще лучше – что она от них отреклась.

Лицо Гэвина потемнело от гнева, но он кивнул в знак согласия и наградил леди Марию змеиной улыбкой. Перед тем как отойти от брата, он осведомился:

– Ты понимаешь, что все это кара за мою любовь к Харндонскому двору? Придворная жизнь мстит.

Красный Рыцарь пожал плечами.

– Доверься Алкею, – сказал он, отступил к своим людям и быстро зашагал к Мортирмиру, который стоял в снегу и раздавал кутилам кубки с горячим пряным вином.

На юном лице застыло ироничное выражение.

– Милорд? У вас идет кровь? – Он скорчил мину. – Сами знаете – солнцеворот. Никакая алхимия не действует, как положено.

Красный Рыцарь придвинулся:

– Это не по закону, Гармодий. А закон ты и сам знаешь.

– Я правила не нарушаю, я их гну. В руке у мастера Мортирмира выключатель. Он волен вышвырнуть меня, когда пожелает. У вас кровь. А ну-ка…

Он сотворил знак, произнес слово, и Красный Рыцарь почувствовал, как раны закрылись. В очередной раз.

Длинная Лапища перегнулся через костер.

– Распоряжения, милорд?

– Он там, – сказал Красный Рыцарь. – Будьте на высоте.

Рядом прокружились Майкл и Кайтлин. Красный Рыцарь отвесил поклон принцессе.

– Ваше высочество, уместно ли нам будет присоединиться к этим бражникам? И если да, то окажете ли вы честь мне, недостойному?

– Давайте танцевать, – кивнула она. – Ведь мы для этого и созданы?

Он взял ее за руку, и они удалились.

Морейцы обожествляли своих королевских особ, почти буквально считая их сонмом святых во главе с самим Господом Богом, и поначалу неохотно принимали руку принцессы, но страх разрушить огромный круг из десяти тысяч, а то и больше, пар, которые заняли всю окружность площади, победил благоговение, и после короткой перебранки граф Черноволосый завладел левой рукой принцессы и не отпускал ее, какие бы фигуры танца ни объявлялись.

Они кружились гораздо дольше альбанцев, а потом затянули гимн – полк монахов и полк монахинь выдвинулись из собора, и площадь окуталась запахом фимиама, когда сотня цензоров воскурила его и холодный воздух наполнился священным дымом. Первый гимн вознесся из пятнадцати тысяч глоток, и показалось, что даже древние статуи подали голос, стремясь восславить своего творца.

А затем танец возобновился. Шквал ветра залепил глаза снежной пудрой, и Красный Рыцарь рассмеялся, ибо это было прекрасно. Монахи и монахини запевали поочередно, обмениваясь песенными залпами. Два конных барабанщика отбивали ритм, а над монашьим многоголосьем вознесся женский голос, словно олицетворивший экстаз.

Рука принцессы напряглась. А потом, когда женщины построились во внутренний круг, та уплыла в снег. Другие женщины большей частью были невзрачны, и принцесса засияла звездой на темном небосводе.

Он задался вопросом, она ли приказала его убить. Двумя днями раньше Гельфред перехватил послание из Лоники. Но шпионские сети так запутаны, что приказ мог исходить из дворца. Безусловно, у него было полно доказательств того, что принцесса регулярно связывалась с Андроником через имперского гонца.

У него хватало времени поразмыслить над этим, пока большой наружный круг, состоявший из мужчин, перемещался вокруг более тесного, женского.

Песнопения продолжались, и он, когда знал слова, подпевал. В нем играл гнев, невзирая на рану в боку и сочащуюся кровь.

«Если я в этот раз выживу…

Если я в этот раз выживу, я сражусь с Андроником, чья армия втрое больше моей. А потом придется бросить все силы на помощь отцу Майкла и королеве, одновременно защищая север от Шипа и разбираясь, если понадобится, с Гармодием. Если он злоумышляет против нас.

Клянусь Богом – если Бог есть, – я совершил столько ошибок, что теряю нить своего плана. Если у меня вообще был план. Это больше похоже на скачку на необъезженном скакуне, чем на планирование кампании.

Да, я глупец. Зато какая скачка!»

В его мысли вторгся человек, стоявший справа. Его голос был странно знаком и чист, как колокольный звон.

– Вы верите в судьбу, Габриэль? – спросил он.