улыбка и почти никогда не звучал её особенный задорный смех, что просто изводило Кванджона. Неудивительно, что после всего пережитого – пыток, потерь и мучений – она серьёзно заболела. К тому же та, прежняя Хэ Су, страдала пороком сердца. Так стоило ли удивляться тревожности, болезни и ранней смерти возлюбленной императора?

Чжи Мон слишком долго молчал, и Хэ Су оторвалась от стены, чтобы заварить чай: вода как раз закипала. Она занималась угощением и не торопила своего гостя, словно тоже чувствовала, что ему нужно время. Впрочем, придворная дама Хэ всегда была поразительно чуткой и деликатной, как и её наставница.

– Да, говорил, – наконец согласился бывший астроном, поочерёдно принимая у Хэ Су из рук тарелки с сушёными фруктами, пастилой и медовым печеньем. – Случайностей не бывает. Есть лишь воля Небес.

Он расставлял сладости и думал, что опять брякнул не то. Нет, сегодня определённо не его день!

– Воля Небес? – переспросила Хэ Су, разливая чай по чашкам и усаживаясь на стул по другую сторону круглого обеденного стола. – Вы серьёзно?

Чжи Мон хмыкнул, вспомнив, как против этой его заезженной фразы постоянно восставал четвёртый принц, который на дух не переносил, когда звездочёт прикрывался своей универсальной отмазкой. Хотя спорить тут было не о чем.

Воля Небес. Основа всего. Непреложный закон. Истина в своей первозданной сути, в каком бы веке она ни звучала и как бы к ней ни относились: с почтением, равнодушием или сарказмом. Она просто была – и всё.

– Да, я серьёзно, – кивнул Чжи Мон, втягивая носом божественный аромат чая придворной дамы Хэ и жмурясь от наслаждения.

Чай из пионов! Что ни говори, а лучшего чая он не пил действительно целую вечность. И пусть до сегодняшнего утра Го Ха Чжин не помнила себя прежнюю, но руки её не забыли, как измельчать и правильно смешивать засушенные листья и цветы и как заваривать дивный чай, ведь она сколько лет готовила его для императоров Корё! Мышечная память, перебравшаяся из прошлого в настоящее вместе с душой.

И надо же – пионы, его любимые цветы! Любимый чай! В прошлом советник императора слишком долго отказывал себе в этом нехитром удовольствии, чтобы не вызывать гнев Кванджона с его нетерпимостью к этим ни в чём не повинным цветам и жёсткой психосоматикой, которую нельзя было сгладить и приглушить ничем, как Чжи Мон ни пытался.

Стало быть, придворная дама Хэ помнила его вкусовые пристрастия, как помнила предпочтения и каждого из принцев в напитках и сладостях. Это было чертовски приятно!

Чжи Мон улыбнулся своим воспоминаниям, не торопясь отпил чай и вновь посмотрел на Хэ Су:

– Да, воля Небес, но, если вам будет легче принять это по-другому, то можно рассматривать произошедшее как стечение обстоятельств, обусловленное стоявшей передо мной задачей, внешними факторами и… вашим появлением в парке у озера. Хотя, честно сказать, я был уверен, что вы придёте туда, и специально поджидал вас на пирсе.

А ещё Чжи Мон знал, что жизнь несчастной продавщицы косметики летела в тартарары и Ха Чжин как никто другой готова была променять своё жалкое существование на что угодно.

Как знал о ней и нечто другое, более значимое для его миссии.

– А для чего вам нужно было в тот день изображать из себя бомжа? – лукаво глянула на него Хэ Су поверх чашки, и Чжи Мон едва не подавился пастилой. – Тоже по воле Небес?

Какая хорошая память к деталям, однако!

– Скажем так, это был производственный эксперимент, – не очень изящно ушёл он от ответа, стуча ладонью по груди.

– Вот как? – удивилась девушка. – И что же, он вам удался, ваш эксперимент?

– Забирая вас в Корё, я рассчитывал на несколько иной эффект, – признался бывший астроном после того, как прокашлялся. – Проще, если можно так выразиться.

– П-проще? – губы Хэ Су задрожали, и она поспешно поставила чашку с горячим чаем на стол.

– Простите, госпожа Хэ, – смутился Чжи Мон и принялся крутить в пальцах кусочек сушёной хурмы. – Я сегодня сам не свой, и мне трудно подбирать правильные слова. Простите.

Они некоторое время пили чай в тишине. На кухне витал запах пионов и недосказанности, и оба понимали, что весь их разговор ещё впереди.

– Зачем же вы забрали меня туда, господин Чхве? – наконец спросила Хэ Су. Она поднялась из-за стола, чтобы заварить ещё чая, и Чжи Мон был благодарен ей за эту передышку: ему вдруг стало сложно смотреть ей в глаза. – Не из-за имени же, что в древнем Корё произносилось как «Хэ», – она непроизвольно повторила интонацию Чжи Мона, с которой он выдал эту фразу в «Лотте», и они переглянулись с понимающими улыбками. – В чём была ваша, а вернее, моя задача?

– Если коротко – направить ход истории в истинное русло.

– И я это сделала?

– Да, госпожа Хэ. Вы стали ключевым звеном во многих процессах и событиях при королевском дворе Корё, без которых не случилось бы то, что должно было случиться.

Чжи Мон намеренно не упоминал Ван Со, ожидая, что Хэ Су заговорит о нём сама: ему важно было понять, что она думает об императоре, как помнит его, кем он остался в её сердце. Сам бывший звездочёт уже не мог залезть к ней ни в голову, ни в душу, но именно сейчас эта беспомощность его вполне устраивала по многим причинам.

Вернувшись за стол, Хэ Су долго разглядывала чаинки в чашке, а потом заговорила, медленно, будто что-то вспоминая тут же, по ходу своего рассказа:

– Когда год назад я вышла из комы, я всё не могла понять, что произошло. Конечно, мне всё рассказали: как я прыгнула в воду за мальчиком, как спасла его, а сама внезапно пошла ко дну. Никто так и не сумел объяснить, почему. И я сама тоже. Я неплохо плаваю, течения в озере не было, однако меня вдруг накрыла багровая тьма и потащила куда-то… Куда-то вниз, а у меня не осталось сил ей сопротивляться. Говорили, что в тот момент произошло солнечное затмение. Мне кажется, я что-то такое видела сквозь толщу воды перед тем, как… захлебнуться.

Хэ Су сделала пару глотков остывшего чая. Она сидела на удивление прямо и держала чашку так изящно, как это могла делать только благородная дама.

– Родители мальчика навещали меня в больнице,