– Ах, да, да, дорогой папа, я никогда, никогда более не расстанусь с вами, – шептала она, прижимаясь к его груди. – Никогда!.. Никогда!..

– Да, никогда, дорогое дитя мое! – повторил и он за ней голосом, полным нежности и ласки, – я слишком много выстрадал за это время нашей разлуки с тобой! Однако довольно об этом, расскажи-ка ты мне лучше, как вы попали сюда, твой дядя и ты.

– Вам будет удобнее беседовать здесь, в этой маленькой гостиной, – любезно предложил майор Вартон, приотворяя дверь и вводя отца с дочерью в маленькую смежную комнатку, которая служила ему кабинетом.

Прочие остались вместе с хозяином, ставшим теперь любезным и приветливым, в общей большой зале, из которой уже давно успели уйти солдаты пикета. Всецело охваченный радостью свидания с дочерью, господин Керсэн даже и не заметил присутствия здесь Норбера Моони и сэра Буцефала, которые из чувства скромности и деликатности, нарочно держались немного поодаль.

Оставшись наедине с отцом, Гертруда Керсэн наконец преодолела свое волнение. Она глубоко вздохнула и, положив обе руки на плечи отцу, сказала:

– Ах, дорогой мой папа, если бы вы только могли знать, какие странные и невероятные приключения мне пришлось пережить за это время!.. Но, право, я боюсь, что вы не поверили бы мне сразу, так как я сама минутами начинаю сомневаться в том, было ли это все на самом деле или только в бреду и во сне. Между тем это сущая правда и действительность!.. И дядя мой, и сэр Буцефал и господин Моони, и Фатима, и Виржиль, и Тиррель Смис, – все они могут засвидетельствовать вам, что я не брежу, и что мы действительно провели двадцать девять дней на Луне!

– На Луне! – воскликнул господин Керсэн не без ужаса, и первая мелькнувшая у него мысль была та, что его Гертруда лишилась рассудка. – Ну, что ты говоришь мне, дорогое дитя, на Луне! Да как могу я этому поверить?…

– Ну, конечно, вам этому трудно поверить, дорогой папа, – продолжала Гертруда, – а между тем это действительно так! Клянусь вам, что я не лишилась рассудка, как вы, быть может, думаете… Ведь вам известны были планы господина Моони, не так ли?… Ну, эти мечты и планы его осуществились, вот и все! И вот, почти все это время разлуки мы провели на Луне…

– Нет сомнения!.. – с ужасом и скорбью прошептал господин Керсэн. – Мученья и горе разлуки помутили рассудок моей бедной девочки!.. Она положительно бредит, бредит той обстановкой, в которой она жила это время!

– Дитя мое, – проговорил, стараясь скрыть от нее слезы, напрашивавшиеся у него на глаза при этом печальном открытии, – ты, кажется, сказала мне, что господин Моони и сэр Буцефал Когхилль здесь, с тобою и с твоим дядей?

– Да, папа, они все время не расставались с нами, вместе с ними я и совершила это невероятное путешествие! Мы спустились на землю только вчера ночью!

Господин Керсэн не мог вынести долее этого странного мучительного состояния, кинулся к дверям и, распахнув их настежь, с блуждающими глазами, мертвенно-бледным лицом, не своим голосом позвал:

– Господин Моони! Вы здесь?

– Да, господин консул! – ответил молодой астроном, поспешно подходя к господину Керсэну. Он также был очень бледен и взволнован.

– Простите ли мне когда-нибудь, господин консул? – начал он, горячо пожимая протянутую ему руку.

– Простить что?… Что я должен вам простить, дорогой мой Моони? – спросил несчастный отец.

– Простить то, что я подверг вашу дочь всем опасностям такой трудной и рискованной экспедиции!.. Она сама засвидетельствует вам, что это случилось совершенно против моей воли и не по моей вине!.. События сами собою приняли совершенно непредвиденный оборот… И если мы очутились на Луне, то могу вас уверить, что это было совершенно непредсказуемо…

– Как! – воскликнул консул, – как, и вы, что ли, лишились рассудка? Бриэ!.. Сэр Буцефал!

Доктор и баронет поспешили на зов.

– Господа, что все это значит? – спросил их господин Керсэн, едва только успев затворить за ними дверь.

– В чем дело? – спросил, как всегда, добродушно-шутливым тоном доктор Бриэ.

– Да вот, Гертруда, дитя мое, и господин Моони уверяют, что вы… что вы только что вернулись с Луны! – с усилием выговорил господин Керсэн, едва произнося эти слова.

– Ну, да, это совершенно верно, дорогой мой Керсэн! – подтвердил улыбаясь доктор.

– Да, это, к сожалению, правда, господин Керсэн, – и эта печальная истина будет стоить мне тридцати тысяч фунтов стерлингов! – добавил сэр Буцефал таким тоном, который был далеко не так весел, как тон доктора Бриэ.

– Как! Неужели и вы, как Гертруда и господин Моони, станете уверять меня, что…

– Что мы отправились на Луну, что провели там целый Лунный месяц, и что только прошлой ночью вернулись оттуда!.. Ну, да, дорогой мой Керсэн! Как же вы хотите, чтобы мы сказали вам что-нибудь другое, когда это сущая правда! – проговорил доктор Бриэ. – Впрочем, вот, если вы еще сомневаетесь в наших показаниях, я сейчас покажу вам мою превосходнейшую коллекцию горных пород различных геологических образцов, которую мне удалось там собрать! – добавил он, шар во всех своих карманах.

– Эх, черт возьми! – воскликнул он с прискорбием, – ведь я забыл ее на столе в своей комнате! – Какая у меня голова-то!.. Право, хуже, чем у какой-нибудь чечетки!.. Но мой папирус при мне, мой Лунный папирус!..

При этих словах он действительно достал из своего объемистого портфеля знаменитый папирус и с торжествующим видом стал потрясать им перед глазами господина Керсэна, который не знал, что ему делать, и что думать об этих столь единогласных и столь уверенных показаниях четырех лиц, собравшихся около него.

Наконец ему было представлено столько доказательств, столько подробностей, что он, в конце концов, волей-неволей, должен был признать этот странный факт за действительность. Но для того, чтобы решиться на это, ему все-таки понадобилось свидетельство Виржиля, Фатимы и даже Тирреля Смиса, которых он призвал и которые, в свою очередь, подтвердили слова остальных участников этой странной экспедиции.

– Теперь позвольте мне дать вам один благой совет, господа, – сказал он, когда его наконец убедили. – Сохраните эти воспоминания о своем путешествии на Луну для себя и никому не рассказывайте о них, разве только после того, как вам удастся принять все необходимые меры и заручиться полным доверием к вашим словам. А то иначе вас непременно примут за шарлатанов или за помешанных!

– Да, мы уже имели случай в этом убедиться утром, – проговорил доктор, – убедиться на горьком опыте, так как наши показания привели к тому, что нас засадили под арест