Пун Хорошая Погода выругался. Потом спросил:

– Вы обыскивали сына Благородного Дома Чэнь, прежде чем закопать его?

– Да, Господин, но не я – он… – Дрожа, Цзинь Пак указал на тело отца. – Он обыскивал.

– Ты был при этом?

Юноша молчал. В тот же миг Пун подскочил к нему с невероятной для пожилого человека быстротой. Его нож оставил тонкий порез на щеке Цзинь Пака в каких-то миллиметрах под глазом и застыл там.

– Врешь!

– Я был там, – выдавил из себя юнец. – Я как раз собирался сказать вам это. Господин, я был там. Я не буду врать вам, клянусь!

– Еще раз соврешь – лишишься левого глаза. Ты там был, хейя?

– Да… да, Господин!

– А он? – Пун указал на Рябого Цзиня.

– Нет, Господин.

– А этот?

– Да. Чэнь Собачье Ухо был там!

– Ты обыскивал тело?

– Да, Господин. Да, я помогал отцу.

– Все карманы, все?

– Да-да, все.

– Какие-нибудь бумаги были? Записная книжка, дневник? Драгоценности?

Юнец запнулся, обезумев, мучительно роясь в памяти, потому что нож оставался у его лица.

– Ничего не могу припомнить, Господин. Мы отослали все его вещи Благородному Дому Чэнь. Кроме… кроме денег. Деньги мы оставили. И часы – я забыл про часы! Вот они, вот эти! – Он указал на часы на откинутой руке отца.

Пун Хорошая Погода снова выругался. Четырехпалый У приказал захватить Джона Чэня, забрать все его вещи, остававшиеся у похитителей, в особенности любые монеты или части монет, а потом тихо избавиться от Вервольфов. «Лучше позвонить Четырехпалому, – думал Пун. – И получить дальнейшие указания. Не хочется попасть впросак».

– Куда вы дели деньги?

– Мы их потратили, Господин. Там было всего несколько сотен долларов и кое-какая мелочь. Их уже нет.

– Врет, наверное! – усомнился один из бойцов.

– Я не вру, Господин, клянусь! – воскликнул Цзинь Пак чуть ли не со слезами. – Я не вру. Пожа…

– Заткнись! Может, перерезать этому горло? – добродушно спросил боец, показывая на Рябого Цзиня, который все так же лежал на столе, раскинув руки, а лужица крови становилась больше и больше.

– Нет, пока не надо. Пусть валяется. – Пун Хорошая Погода задумчиво почесал себе геморрой. – Сейчас поедем выкапывать Первого Сына. Да, так и сделаем. Так что, Маленький Подонок, и кто же убил его?

Цзинь Пак тут же указал на тело отца:

– Он. Это было ужасно. Он наш отец. Он ударил Первого Сына лопатой… Ударил его лопатой, когда тот попытался удрать той ночью… той ночью, когда мы похитили его. – Юнец содрогнулся: от страха перед маячащим у глаз ножом он весь побелел. – Я… я не виноват, Господин.

– Как тебя зовут?

– Су Такгай, Господин, – тут же ответил Цзинь Пак, назвав одно из имен, которые шайка договорилась использовать в случае чего.

– А его? – Палец ткнул в сторону его брата.

– Су Тактун.

– Его?

– Утип Суп.

– А его?

Юнец взглянул на тело отца.

– Его звали Золотозубый Су, Господин. Он был очень плохой человек, но мы… мы… Нам приходилось повиноваться. Нам приходилось подчиняться ему. Он был наш… наш отец.

– Куда вы доставили Первого Сына Чэнь до того, как убили?

– В Шатинь, Господин, но я не убивал его. Мы схватили его на гонконгской стороне, потом положили в багажник угнанной машины и повезли в Шатинь. Там, сразу за деревней, отец снял старую хибарку… У него все было продумано. Нам приходилось повиноваться.

Пун крякнул и кивнул своим людям:

– Сначала поищем здесь. – Бойцы тут же отпустили Рябого Цзиня, который все еще оставался без сознания и тут же сполз на пол, оставляя кровавый след. – Эй ты, перевяжи ему палец!

Цзинь Пак торопливо схватил старую тряпку для мытья посуды и, еле сдерживая тошноту, стал затягивать грубый жгут вокруг обрубка.

Пун вздохнул, не зная, что делать. Потом открыл портфель. При виде горы банкнот все взгляды загорелись алчностью. Пун взял нож в другую руку и закрыл кейс. Он оставил его в центре стола и принялся обыскивать грязную квартиру. В ней не было ничего, кроме стола, нескольких стульев и старой железной кровати с засаленным матрацем. Обои отходили от стен, окна без стекол в основном были заколочены досками. Перевернув матрац, Пун обшарил его, но ничего не нашел. Он наведался в почти пустую грязную кухню. Потом в зловонный туалет. Рябой Цзинь заскулил, приходя в себя.

В одном из выдвижных ящиков Пун обнаружил какие-то бумаги, тушь и кисточки для письма.

– Для чего это? – спросил он, подняв одну из бумаг. На ней жирными иероглифами было выведено: «Первый Сын Чэнь был настолько глуп, что пытался убежать от нас. Никому не скрыться от Вервольфов! Пусть весь Гонконг знает об этом. Наши глаза везде!» – Для чего это, хейя?

Цзинь Пак поднял глаза от пола, отчаянно стараясь угодить.

– Мы не могли вернуть его живым Благородному Дому Чэнь. Поэтому отец приказал, чтобы… чтобы сегодня ночью мы выкопали Первого Сына, повесили это ему на грудь и поставили его рядом с Шатинь-роуд.

Пун Хорошая Погода посмотрел на парня.

– Когда станешь копать, лучше найди его быстро, с первой же попытки, – злобно проговорил он. – Да. Или ваших глаз, Маленький Подонок, не будет уже нигде.

21:30

Орланда Рамуш поднялась по широкой лестнице огромного ресторана «Плывущий дракон» в Абердине и, пробираясь сквозь шумную толпу гостей сэра Шитэ Чжуна, стала искать глазами Линка Бартлетта и Кейси.

Два часа, проведенных с Линком сегодня утром, когда она брала у него интервью для газеты, открыли ей очень многое, в частности про Кейси. Она инстинктивно почувствовала, что чем быстрее вступит в схватку с соперницей, тем лучше. Залучить обоих американцев на банкет не составило труда: Шитэ был давним компаньоном и старым приятелем Горнта. Горнту идея Орланды очень понравилась.

Они были на верхней палубе. Из больших окон веяло дыханием моря; вечер выдался прекрасный, хотя было влажно и небо затянуло тучами; повсюду сверкали огни многоэтажных зданий и домов Абердина. Рядом, в бухте, кое-как освещенные, темнели острова сбившихся в кучу джонок, где обретались сто пятьдесят тысяч лодочных жителей.

Зал, оформленный в алых, золотых и зеленых тонах, занимал половину длины и всю ширину корпуса плавучего ресторана рядом с центральной лестницей. Все три высокие палубы, сверкающие огнями и заполненные ужинающими посетителями, были украшены резьбой по дереву, гипсовыми горгульями, единорогами и драконами. В трюме, где размещались кухни, трудились двадцать восемь поваров и целая армия помощников, пар курился над дюжиной огромных котлов, тянуло потом и дымом. Посетителей «Плывущего дракона» обслуживали восемьдесят два официанта. На каждой из первых двух палуб насчитывалось по четыреста мест, на третьей – двести. Сэр Шитэ снял всю верхнюю палубу, и теперь ее заполонили приглашенные на банкет. Изнывая от нетерпения, гости стояли группками возле круглых столов, рассчитанных на двенадцать человек каждый.