Произнеся это, он встал с койки, вынул из ниши свой личный контейнер, извлек из него картонную коробку, а из коробки – бутылку, выполненную в старинном стиле из бьющегося стекла. На ней имелись выцветшая этикетка с надписью «Коньяк», а выше, у самого горлышка, – овальная наклейка с изображением трех звездочек.

– Сейчас спиритизмом займемся! Чуешь, что это такое? – победоносно спросил он, ставя сосуд на столик.

– Я догадываюсь, что это очень ловко сделанная имитация.

– Сейчас мы хватанем этой имитации, – объявил мой друг и поставил рядом с бутылкой два стакана. – Ты коньяк-то пил когда-нибудь?

Я ответил, что коньяка не пил никогда, но что однажды пил спиртное: на девятом курсе Во-ист-фака, когда мы изучали обычаи моряков XIX века, нам дали выпить по стакану натурального ямайского рома.

– Ну и как? Сильно окосел? – с живым интересом спросил Павел.

– Нет, окосения не произошло. Хоть я и опьянел, но на зрении это не сказалось. Ведь удельная сопротивляемость моего организма ядохимикатам равняется шестнадцати баллам по шкале Каролуса и Ярцевой.

– Сейчас мы посопротивляемся! – со зловещей многозначительностью изрек мой друг и, аккуратно раскупорив бутылку, налил в стаканы две равные дозы желтоватой жидкости. – По первой выпьем, не чокаясь. За брата моего… Думал – с ним разопьем эту посудину, да теперь чую, что не встречу его на Ялмезе… И никогда не встречу… Пей, Степа! Сопротивляйся!

Без коньяка Жизнь нелегка, А с коньяком – Жизнь кувырком!

Я нехотя выпил. Павел налил еще.

– Теперь повторим – и опять же без чоканья. Помянем этого трепача Шефнера, который при своей жизни втравил меня в нынешнее путешествие… Я тогда, как вышел от него, сразу в магазин на углу Чкаловского и Пудожской потопал и эту бутылку купил. Этому коньячку, Степа, две сотни лет! Цени это, Степа!

Выпив вторую дозу, я почувствовал, что яд начинает действовать. Но я понимал, что если откажусь от третьей и последующих доз, то Павел все выпьет сам, и это отразится на его здоровье.

– По третьей выпьем с чоком! За нашу с тобой крепкую дружбу, Степа! Сопротивляйся!

Я принял очередную порцию яда.

– Степа, а ты уваженье ко мне имеешь? – дрожащим от волненья голосом спросил вдруг меня мой друг.

– Паша, я тебя очень даже уважаю! – воскликнул я. – И за то, что ты хороший человек, и за упорную твою последовательность в ностальгизме! Паша, из тебя мог бы отличный воист получиться!

– Спасибо, Степушка! Я тебя тоже уважаю!.. Уважаю, хоть ни черта ты не разобрался в моей миллионерской судьбе…

Ничего не сбылось, что хотелось, Сам себе я был вор и палач – По копейкам растрачена зрелость На покупку случайных удач.

Из глаз его хлынули слезы.

– Паша, не плачь! Нет для этого причины!

– Есть причина! – рыдая, произнес он. – Я брата родного угробил.

Тогда я тоже заплакал. Потом растянулся на своей койке – и уснул.

Когда я проснулся, то первым делом бросил взгляд на телеэкран, вмонтированный в подол каюты; планета Ялмез занимала теперь почти всю его поверхность.

Прежде чем приводниться, мы девять раз облетели Ялмез, постепенно снижая высоту. На видеоэкранах видна была океанская ширь планеты. Вода занимала четыре пятых ее поверхности, суша же состояла из одного огромного материка эллипсообразной конфигурации. Дрейфующих льдов не наблюдалось. Просматривалась материковая платформа; она простиралась в океан на расстояние значительно большее, нежели у земных материков. Исходя из этого, можно было предположить, что планета обладает многообразной морской флорой и фауной. Береговая часть материка изобиловала эстуариями рек, бухтами и мысами. Материк был покрыт густой растительностью, цвет ее (приблизительно) соответствовал цвету земных лиственных лесных массивов. Цветовая структура береговой части континента была более разнообразной: нетрудно догадаться, что леса здесь сменились кустарниковыми порослями, полями, болотами и песчаными наносами (дюнами). На фоне этих размытых цветовых плоскостей выделялись сероватые вкрапления различной величины; в их очертаниях угадывалась заданность, геометричность.

Все свободные от вахт члены экспедиции толпились перед большим экраном, вглядываясь в конфигурацию этих вкраплений. Все понимали, что это – поселения разумных существ. Однако недостаточная разрешающая способность нашей оптики не давала возможности увидеть ни жителей этих городов, ни их транспортных средств, если те и другие имелись в наличии.

– Живых мы там не найдем, – громко и грустно заявил Павел. – Мертвые помалкивают и не светят.

Навек, навек умолк поэт, Дорожный бросив посох; В его молчании – ответ На тысячи вопросов.

Все давно уже привыкли к Пашиным высказываниям и относились к ним с благожелательной иронией; но на этот раз многие посмотрели на него с досадой. Несмотря на полное радиомолчание Ялмеза, несмотря на недвусмысленное сообщение астрооптика Зеленкова, что ночью на поверхности планеты не обнаружено источников искусственного освещения, а зафиксирована лишь одна световая точка, видимо вулканического происхождения, – несмотря на все это, всем еще хотелось надеяться, что нам предстоит встреча с живыми мыслящими существами. И немудрено, что Пашина беспощадная категоричность радости ни у кого не вызвала.

Увы, на этот раз Павел был прав. За сутки до приводнения на Ялмез в двух шаровых капсулах были сброшены два чЕЛОВЕКА: один – в центр континента, другой – на побережье. Первый («Боря») вскоре доложил по комплексной связи, что мягко приземлился в лесу, передал основные почвенные, экологические и температурные данные (все они не представляли для людей никакой опасности) и сообщил свои координаты. Шарокапсула второго («Андрюши») приземлилась менее удачно: она опустилась на кровлю какого-то монументального здания – и оттуда скатилась на улицу; чЕЛОВЕК при этом получил механические повреждения, но все же сумел передать по видео фасад строения с зияющими пустотой проемами окон и участок улицы, занесенной песком и поросшей кустарником и травой. «Андрюша» успел послать на «Тетю Лиру» и самоизображение; мы увидели, что шаговое устройство его повреждено и что он ползет по песку при помощи «рук». Через час он сообщил словесно, что видеобаланс исчерпан, и поэтому он, «Андрюша», хочет дать устный прощальный отчет. В целях экономии энергии он просит задавать ему вопросы, а он будет кратко отвечать на них.

Астроштурман Карамышев немедленно приступил к опросу «Андрюши».

– Сколько ты прошел по городу?

– Тысяча триста двадцать шесть метров семьдесят три сантиметра проползено мною.

– Видел ли ты на своем пути одно, два, много существ, похожих на разумные существа?

– Проползая через одну квадратную улицу, на кубическом камне стоящего металлического человека видел я.

– Опиши его точнее.