– Скажи правду: рана очень тяжелая?

– Не слишком, – тихо ответила она, улыбаясь и не чувствуя, как бледнеет.

– О чем я только думал, ринувшись к Маразову, как дурак! Пусть бы солдаты вытаскивали его. Но они застряли на льду. Ни туда ни сюда. И не догадались вынести его из-под огня. Бедный Толя!

Продолжая растягивать губы в улыбке, Татьяна грустно прошептала:

– Я помолилась за него.

– И за меня тоже?

– Нет, ведь ты не умирал. Я молилась за себя. Говорила: милый Боженька, помоги мне исцелить его. – Она подняла руку. – Но, милый, ты просто не мог не побежать за Маразовым, как не мог не остеречь доктора по-английски, не мог не прыгнуть за ним в ледяную воду, не мог не потащить под прикрытие. Точно так же, как не мог не принести назад Юрия Степанова. Вспомни, Шура, мы всего лишь сумма составных частей. И что твои части говорят о тебе?

– Что я гребаный псих. И моя спина горит как в огне.

Он улыбнулся, вспомнив Лугу.

– Это порезы стеклом, Тата?

– Ты обжегся, – немного помедлив, ответила она. – Но все будет хорошо. – Она крепче прижалась щекой к его ладони. – Скажи правду. Скажи, что не рад видеть меня.

– Мог бы, но солгу.

Он не мигая потер пальцем ее веснушки.

Она вынула из кармана маленький пузырек с морфием и сделала ему внутривенный укол.

– Что ты делаешь?

– Избавляю тебя от боли. Чтобы твоя спина не так горела.

Уже через секунду он почувствовал себя лучше. Она снова прижалась головой к его руке.

Александр жадно смотрел на нее. Татьяна излучала вроде бы хрупкое, недолговечное и все же надежное тепло. Ее присутствие, прикосновение атласной кожи к ладони унимали боль. Ее сияющие глаза, раскрасневшееся лицо, слегка раздвинутые полные губы…

Александр смотрел на нее, чувствуя, как открывается душа и иголочки боли-наслаждения входят в распахнутое обожающее сердце.

– Ты ангел, посланный с небес.

Она словно засветилась.

– И ты еще не знаешь всего. Понятия не имеешь, что задумала твоя Таня.

Она едва не взвизгнула от восторга.

– И что ты задумала? Нет, не садись. Я хочу гладить твое лицо.

– Шура, не могу. Я и так почти лежу на тебе. Нужно быть очень осторожными.

Улыбка померкла на целую октаву.

– Здесь постоянно ошивается Дмитрий. Входит, выходит, смотрит, как ты, убирается прочь, снова возвращается. Что его так тревожит? Он очень удивился, увидев меня здесь.

– Не он один. Как ты сюда попала?

– Это часть моего плана, Александр.

– Какого плана?

– Я планирую быть с тобой до тех пор, пока не умру от старости.

– Ах, этого…

– Шура, мне необходимо поговорить с тобой. Когда ты окончательно придешь в себя. И выслушаешь меня крайне внимательно.

– Объяснись сейчас.

– Не могу. Я же сказала, когда ты придешь в себя. Кроме того, – улыбнулась она, – мне пора идти. Я просидела целый час, ожидая, пока ты проснешься. Завтра приду опять. Видишь, я поместила тебя в угол, чтобы рядом с тобой была стена и нам никто не мешал.

Она показала на окно, рядом с которым он лежал.

– Конечно, оно высоко, но ты можешь видеть клочок неба и два дерева. Северные сосны. Сосны, Шура.

– Сосны, Таня.

Она встала.

– Твой сосед ничего не видит и не слышит. Просто чудо, что еще говорит. Видишь, я сама поставила ему кислородную палатку, которая отгораживает тебя от половины палаты. Куда уединеннее, чем на Пятой Советской.

– Кстати, как Инга?

– Инга там больше не живет, – помедлив и кусая губы, сообщила Татьяна.

– Переехала наконец?

– Перевезли, – коротко бросила она.

Они посмотрели друг на друга и медленно кивнули. Александр закрыл глаза. Он не мог, не хотел отпускать ее.

– Таня, это правда, что ты вышла на лед? Посреди свирепой битвы, в самый разгар сражения за Ленинград выползла на лед?

Наклонившись, она быстро чмокнула его и прошептала:

– Да, о храбрейший воин моего сердца. Во имя Ленинграда.

– Тата, – простонал Александр, чувствуя, как ноет каждый нерв в его теле, – завтра не жди целый час, чтобы я проснулся.

4

Он не мог думать ни о чем, кроме того, что завтра вновь увидит ее. Она пришла к обеду и принесла ему поесть.

– Я сама покормлю его, Инна, – весело бросила она медсестре.

– Можно подумать, это ее собственность, – проворчала медсестра.

– Я ее собственность, Инна, – кивнул Александр. – Разве не она принесла мне плазму на лед?

– Вы и половины всего не знаете! – недовольно фыркнула Инна, уходя и одарив на прощание Татьяну злобным взглядом.

– О чем это она?

– Понятия не имею, – отмахнулась Татьяна. – Открой рот.

– Таня, я вполне могу поесть самостоятельно.

– Ты хочешь есть самостоятельно?

– Нет.

– Позволь хоть немного поухаживать за тобой, – нежно попросила она. – Мне не терпится что-нибудь сделать для тебя. Для тебя.

– Таня, где мое обручальное кольцо? Она висело у меня на шее. Я потерял его?

Татьяна, улыбаясь, вытянула из-за пазухи плетеный шнурок, на котором висели оба кольца.

– Пусть будут у меня, пока мы не сможем снова их надеть.

– Покорми меня, – попросил он, задыхаясь от обуревавших его чувств.

Но прежде чем она успела взять в руки ложку, вошел полковник Степанов.

– Я слышал, ты пришел в себя, – сказал он, поглядывая на Татьяну. – Я не вовремя?

Татьяна покачала головой. Положила ложку на поднос и встала.

– Вы полковник Степанов?

– Да, – недоуменно протянул он. – А вы…

Татьяна взяла обеими руками руку полковника и сжала.

– Я Татьяна Метанова и хотела поблагодарить вас за все, что вы сделали для майора Белова. – Она не отпустила его руку, и он не отстранился. – Спасибо, товарищ полковник, – повторила она.

Александру страшно хотелось обнять жену.

– Товарищ полковник, моя сестра знает, как вы относитесь ко мне.

– По заслугам, майор, по заслугам.

Он так и не отнял руки, пока Татьяна не разжала пальцы.

– Видели свою медаль?

Медаль висела на спинке стула у постели Александра.