Вследствие обнародованных судебных решений соглашение оставило щёлку для семей пострадавших ветеранов — но не самим ветеранам — для предъявления судебных претензий правительству.

Это разбирательство было инициировано организацией «Вьетнэм Ветеранз Эйджент Орандж Инкорпорейтид» со штаб-квартирой в городе Стэмфорде, штат Коннектикут, — неподалёку от того местечка, где жил Билли Бауэрс, — потому что управление по делам ветеранов отказывалось предоставлять медицинскую помощь больным людям до тех пор, пока они не докажут, что их заболевания возникли вследствие воздействия «эйджент орандж», а это была почти непосильная задача.

Дело было начато в 1978 году бывшим пилотом-вертолётчиком Полом Рейтершеном, который в тот же год скончался от рака. Окончательные детали дела включали в себя предписание образовать ряд комитетов в нескольких регионах страны для определения суммы, которую мог бы получить каждый ветеран, обратившийся с обоснованной претензией.

«Эйджент орандж» — это кодовое название дефолианта, содержавшего в себе один из самых страшных ядов, известных человеку. Он был одобрен к применению президентом Джоном Ф. Кеннеди, и около 12 миллионов галлонов его было распылено в Южном Вьетнаме на территории по площади равной штату Массачусетс. Распылением занимались американские ВВС, эта операция называлась операцией «Рэнч Хэнд», и длилась она с 1965-го по 1971-ый год с периодами наибольшей активности в 1968-ом и 1969-ом.

Американские войска и мирные вьетнамцы оказались подопытными кроликами и стали жертвами полевых складов, выпустивших токсичный элемент в воду и отравивших пищевые цепочки.

Это соглашение, я думаю, несёт какую-никакую надежду пострадавшим от дефолианта американцам, а равно австралийцам, новозеландцам и канадцам, воевавшим во Вьетнаме добровольцами на стороне американской армии.

* * *

За первые четыре года нашего брака у Мэрилу было три выкидыша. Во время третьего выкидыша врачи сказали, что у четырёхмесячного плода деформировано тельце и две головы. Они просили её согласия на передачу плода в медицинское училище в Чикаго.

Мэрилу сказала «да». Для неё это было потрясением. Она хотела вытравить саму память о недоразвитом уродце. Из больницы она вернулась подавленной. Называла ребёнка чудовищем, дурным предзнаменованием и посланием Сатаны.

Обладая теперь полными знаниями, я оглядываюсь назад и думаю, что, наверное, так оно и было. Помните фильм, что вышел на экраны примерно в то же время, — «Дитя Розмари»?

Страшно.

В 1981-ом году я начал мочиться кровью. Тогда я почти не придал этому значения. В последний год алкоголизма у меня часто случались кровотечения из желудка и прямой кишки. К счастью, это произошло за два дня до начала ежегодного медосмотра. Я рассказал обо всё врачу, доктору Максу Фогелю, и он направил меня к урологу. Четыре месяца спустя из мочевого пузыря мне вырезали злокачественную опухоль размером с мячик для гольфа.

Я написал Мэрилу, что у меня рак мочевого пузыря и что заболевание связано, скорее всего, с агентом «оранжевый», потому что в конце 70-ых — начале 80-ых почти все недуги ветеранов были связаны с ним. Я хотел, чтобы Мэрилу знала об этом не затем, чтобы сильно за меня переживать, а потому, что от меня что-то могло передаться мальчикам. И я хотел, чтобы она и доктор наших детей знали об этом.

Вместо этого она использовала новость, чтобы избавиться от меня. В тот же вечер она собрала Тину, Криса, Эрика и Брайана в гостиной и сообщила, что я умер. Умер от рака. Конечно, дети были ошарашены и плакали. Я писал мальчикам, но это оказалось бессмысленным, потому что с момента нашего развода в 73-ем году она перехватывала все мои письма. Связь прервалась.

Но однажды в 1985-ом моя мать созвонилась с Крисом и в конце разговора обмолвилась, что я очень беспокоюсь о нём, потому что знал от Мэрилу, что у него были проблемы со школой и с законом.

— Мой отец умер, — сказал он моей матери.

— Нет, не умер и по-прежнему живёт в Калгари.

Крис взял мой номер телефона и позвонил. После этого мы стали регулярно общаться по телефону и впервые я смог прорваться к нему с письмами. А летом 86-го, когда Джойс умирала от рака, он приехал к нам и гостил две недели.

Таков был один из многих трюков Мэрилу, чтобы отдалить от меня моих детей.

Канадские врачи — не зная, что я ветеран Вьетнама, обсыпанный «оранджем» — предположили, что мой рак возник из-за какого-то токсичного химиката, потому что рак мочевого пузыря — старческая болезнь. Нечасто можно увидеть 40-летнего мужчину на приёме у уролога по поводу рака мочевого пузыря.

В самую точку! Всё тогда встало на свои места.

Сегодня я уверен, что выкидыши, деформации плода и рак — всё вместе это следствие контакта с «эйджент орандж», которым поливали и Железный треугольник, и другие места моей службы.

Осенью 85-го рак вернулся, и опять пришлось ложиться на операцию. После неё пять лет ничто меня не беспокоило. Либо иммунная система моя работала хорошо, либо мистер Рак уехал на отдых в Аргентину.

Но 4-го июня 1990-го года на горизонте сгустились тёмные тучи. В тот вечер я вышел на свою ежедневную шестимильную пробежку — вниз к причалам Белла-Кулы. На полпути я остановился у кустов пописать. У меня ёкнула селезёнка, когда я увидел то, что из меня вышло: чистая кровь, почти чёрная по цвету. В тот же миг я понял, что мистер Рак снова угнездился в моём теле.

Это была новая опухоль, от которой лопнул кровяной сосуд. В то лето мне делали одну операцию за другой, я лежал в больнице и, чтобы облегчить боль, накачивался морфием, демеролом и белладонной.

Кровотечения беспокоили меня больше хирургических вмешательств. В то лето я терял кровь три раза и потому пригоршнями глотал углекислое железо, чтобы восстановиться. Первый раз это случилось, когда лопнул сосуд от опухоли. Обильно кровотечение продолжалось четыре дня. После первой операции, которая прошла 21-го июня, я кровоточил шесть дней. Сгустки крови в полпальца размером, напоминающие куски печени, закупоривали мои мочевыводящие протоки. В июле я прошёл курс лазерной терапии — и опять всё повторилось. Спустя десять дней после того, как я покинул операционную, кровь текла восемь дней, и я потерял такое количество кровяных телец, что начинал задыхаться уже на первых ступенях невеликой лестницы. И всякий раз, когда я спускал воду в туалете, мне казалось, что в кабинке только что кого-то зарубили топором — нечто подобное скорее ожидаешь увидеть на сюрреальных полотнах Сальвадора Дали, но никак не в спальне.

Я злился на своё тело. Оно меня подвело. Есть что-то ужасно символичное в кровоточащем пенисе. Уж не была ли это расплата за мои сексуальные приключения в публичных домах Сайгона.

* * *

В долине Белла-Кула я находился слишком далеко от медицинской помощи, поэтому осенью я переехал в Вильямс-Лейк и два месяца проходил химиотерапию, чтобы излечиться или, по крайней мере, предотвратить рецидивы. Задачу по обнаружению и уничтожению микроскопических раковых клеток, чтобы они не беспокоили меня хотя бы пять-десять лет, я назвал ОПЕРАЦИЕЙ «КУРИНЫЙ СУП».