Вместе с тем, определённая инертность всё-таки присутствует в обосновании тактических рекомендаций для судьи. Некоторые ученые стремятся отстоять известные традиционные ценности криминалистической тактики того периода, когда принцип состязательности существовал лишь формально, а суд должен был занимать активную позицию в доказывании. В частности, Р. С.Хисматуллин пишет: «Психологический контакт суда с подсудимым не складывается стихийно. Судья должен целенаправленно стремиться к его установлению, чтобы сделать максимально эффективным весь последующий процесс общения»[1021]. Можно ли согласиться с подобными утверждениями в свете современного уголовно-процессуального законодательства, четко определившего сущность принципа состязательности в ст. 15 УПК РФ, где функция уголовного преследования отделена от функции рассмотрения уголовного дела? И здесь неизбежно приходится обращаться к весьма дискуссионному вопросу о понятии психологического контакта.

Если рассматривать тактику установления психологического контакта в качестве активных действий, предпринимаемых в целях преодоления препирательства, выявления и пресечения лжи (Р.С.Белкин, Л. М.Карнеева, Н. И.Порубов и др.), то такое поведение уже никак не согласуется с современным процессуальным положением судьи и его ролью в уголовном судопроизводстве. Однако науке известен и другой подход (О.А.Васильева, Л. Л.Каневский, Д. И.Лосев и др.), согласно которому психологический контакт представляет собой не что иное, как готовность к общению и восприятию информации, исходящей друг от друга. В подобной трактовке, полагаем, нет никакого противоречия процесса установления психологического контакта между судьёй и подсудимым с процессуальной функцией суда. Но в этом случае возникает вопрос о соответствии здравому смыслу подобного тактического решения, если учесть последовательность допроса подсудимого сторонами и судом. Однако такое положение не означает полной инертности судьи, отсутствия каких-либо тактических решений с его стороны в процессе судебного следствия. В связи с этим трудно согласиться с О. Я.Баевым, который считал, что суд перестал быть субъектом криминалистической тактики в свете новелл УПК 2001 г., и отмечал: «Поэтому в системе криминалистической тактики можно выделить две самостоятельные подсистемы: тактика уголовного преследования (тактика следственная и тактика государственного обвинения) и тактика адвокатская (тактика профессиональной защиты от подозрения или обвинения в совершении преступления как на предварительном следствии, так и в суде)»[1022]. Подобные суждения ранее активно обсуждались на страницах специальной литературы, но сегодня дискуссии по данному вопросу стихли. Об интересе юристов к тактике судебного следствия свидетельствуют современные монографические исследования по данной проблематике[1023], ввиду чего рассуждения об отмирании криминалистической тактики для суда, по меньшей мере, являются преждевременными.

Руководит всем уголовным процессом в стадии судебного разбирательства, вне всяких сомнений, суд, который к тому же должен профессионально оценить представленную сторонами информацию, создать необходимые условия для равенства сторон, организовать всё так, чтобы постановить справедливый приговор. Организационную и распознавательную стороны деятельности судьи должны в полной мере обслуживать рекомендации соответствующей направленности. В этой связи нельзя не согласиться с С. Л.Кисленко и В. И.Комиссаровым: «Управлять — значит оказывать соответствующее воздействие на людей посредством различных методов и средств, необходимость в указанном направлении исходит из специфики судебного разбирательства, в котором помимо суда участвует и присутствует большое количество людей. Например, при нарушении взаимоотношений между государственным обвинителем и защитником могут возникнуть неправильные отношения, которые самым отрицательным образом сказываются на ведении всего судопроизводства»[1024]. Поэтому организационной функции суда должен корреспондировать соответствующий комплекс тактических приёмов.

Позицию суда как организатора всего судебного разбирательства с точки зрения тактической его составляющей довольно точно описал А. Ю.Корчагин: «Судье важно создать спокойную, деловую обстановку. Для него, гособвинителя и защитника недопустимо нервозное, раздражительное поведение. Судья должен следить за формой вопросов, пресекать реплики участников на вопросы друг другу, повышенный тон задаваемых вопросов»[1025]. Именно в этом плане мы видим одну из основных задач криминалистики, которая заключается в разработке методов, приёмов и средств исследования доказательств в уголовном судопроизводстве.

Дискуссия о необходимости разработки тактических рекомендаций для суда довольно давняя и насчитывает в истории своего развития не один десяток лет. Традиционно отдельные авторы оперировали термином «следственная тактика»[1026], другие были склонны считать, что криминалистика должна стать оружием не только следователя, но и суда, подчеркивая необходимость разработки судебной тактики[1027]. В частности, В. И.Попов еще в 1959 г. писал: «Приняв название «Следственная тактика», мы не знали бы, что делать с той частью научно-тактического комплекса, которая находит применение в деятельности судебных органов при рассмотрении уголовных дел»[1028].

С этим нельзя не согласиться, но следует заметить, что судебная тактика в выборе средств и методов воздействия существенно ограничена. Так, с точки зрения принципа состязательности, в соответствии с которым отделяются функции обвинения от функции разрешения дела, судья не имеет права уличать подсудимого. В частности, в п. 7 Постановления Пленума Верховного суда РСФСР № 1 от 21 апреля 1987 г. «Об обеспечении всесторонности, полноты и объективности рассмотрения судами уголовных дел» говорилось: «В ходе судебного разбирательства председательствующий и народные заседатели обязаны воздерживаться от высказываний любых оценок и выводов по существу рассматриваемого дела вплоть до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора, исключив любые проявления предвзятости и необъективности»[1029]. Следователь же, безусловно, не ограничен законом и подзаконными актами в высказывании своих суждений, в том числе и для достижения определенных тактических целей.

Современное уголовно-процессуальное законодательство, думается, успешно решило проблему реализации принципа состязательности в суде, хотя не так давно конструкция судебного следствия предопределяла выполнение судом не свойственных ему обязанностей — изобличать подсудимого, получать информацию обвинительного характера от потерпевших и свидетелей[1030].

Другая специфическая черта судебной тактики — это осведомленность сторон о содержании материалов дела. Поэтому механическое применение методов, основанных на оперировании не известной другой стороне информацией (приемы создания определенной осведомленности, метод косвенного допроса и пр.), здесь фактически невозможно.

Думается, что есть и другие особые условия судебного разбирательства, которые способствуют достижению целей уголовного судопроизводства. Речь идет о равенстве сторон перед судом, об эффекте общественного присутствия и т. д.

Сказанное лишний раз подтверждает необходимость разработки основ судебной тактики как составной части тактики криминалистической. Однако следует еще раз отметить, что суд ограничен в выборе тактических приемов и средств доказывания. Вместе с тем судья в любом случае должен обеспечить нормальный «психологический климат» в ходе всего судебного разбирательства и создать необходимые условия для эффективной реализации сторонами своих функций (организационно-тактическое направление), определить соответствие или несоответствие представляемой сторонами информации действительности (распознавательная тактика). Изобличение,