23 февраля 1942 года подводился риторический итог: «Сила Красной Армии состоит, прежде всего в том, что она ведёт не захватническую, не империалистическую войну, а войну отечественную, освободительную, справедливую» (все эти и другие выступления объединены в тематическом сборнике: И. В. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1946 (первое издание)).

989

Н. Коробков. Введение // Разгром русскими войсками Пруссии, 1756–1762 гг. Документы. М., 1943. С. 3. Подписано в печать 21 июня 1943.

990

Хотя часто эта отечественность понималась в категориях масштаба войны и всеобщей мобилизации, которые сами по себе делали войну «народной» и поэтому «отечественной». В советском школьном просвещении по теме 1812 года делался особый акцент на словах о ней Льва Толстого: «дубина народной войны» («Война и мир», 1869). В этом хорошо виден след присущего русской оппозиционной мысли и советским коммунистам приоритета «вооружения народа» над профессиональной армией. Об этой связи, видимо, под впечатлением от военных новаций Великой Французской революции писал А. Н. Радищев в своём «Путешествии из Петербурга в Москву» (1789): в главе «Спасская полесть» излагается сон о государе, где истина говорит ему о «верных подданных» и основе «гражданского покоя»: «которые вдали от тебя не тебя любят, но любят отечество», а армия названа «всеополчение». П. И. Пестель в своём проекте переустройства России определял её столицей и центром Нижний Новгород, в том числе потому, что «все воспоминания о древности Нижегородской дышут свободою и прямою Любовью к Отечеству, а не к тиранам Его» (П. И. Пестель. «Русская правда» // Конституционные проекты в России XVIII–XIX в. / Сост. А. Н. Медушевский. М., 2010. С. 345). В историографии эта «народность» нашла своё выражение в указании не только на партизанское движение и ополчение, но и на личный состав войск 1812 года: «Непрерывные войны, которые вела Россия накануне Отечественной войны 1812 г., поглотили значительную часть обученного состава, и армия состояла на 60 % из молодых солдат» (Л. Г. Бескровный. Отечественная война 1812 г. и контрнаступление Кутузова. М., 1951. С. 10).

991

О месте Прибалтики в Российской империи, о ситуации внутри Прибалтийского края как этнографической территории латышского и эстонского большинства и немецкой элиты см. дореволюционный очерк: Владимир Троицкий. Письма о национальностях и областях. Прибалтийская окраина // Русская Мысль. М., 1911. Кн. VIII.

992

Архаичность массового сознания крестьянского большинства позволяет исследователям прослеживать его переходные формы от средневековья даже в Западной Европе ещё в XVI и XVII вв. (М. А. Юсим. Медиевистика и национальный вопрос (о неопределённости определений) // Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время / Под ред. Н. А. Хачатурян. СПб., 2015. С. 41; Н. А. Хачатурян. Проблема этносов и протонаций в контексте социально-экономической и политической эволюции средневекового общества в Западной Европе // Там же. С. 26). Гипотеза о живых следах такой архаики в XIX веке в Восточной Европе не кажется чрезмерно смелой — и эта архаика в целом противоречит состоявшейся этничности, несмотря на формальные её описания, ибо её реальность явно отставала от реальности модерных институтов административного учёта / формирования этничности.

993

Мейлуте Рамонене, Кинга Гебен. Особенности языкового поведения литовских поляков // Диаспоры. М., 2011. № 1. С. 89–91.

994

Примечательна замена литовскими авторами официального (до конца XVII в.) старославянского языка ВКЛ конструктом «старобелорусского» (с. 89). Как эти авторы представляют себе действие не подлинного «руского / русского» языка, а вымышленного «старобелорусского» в качестве официального на всей территории ВКЛ, то есть и на Малой Руси, в Молдавии, Валахии, а также в Галиции, не говоря уже о входивших ранее в ВКЛ русских Верховских княжествах (в верховьях р. Оки), не поддаётся никакому объяснению.

995

Авторы с особой стыдливостью называют аннексию Польшей территории Виленского края в 1919–1939 гг. («некоторое время входила»), зато послевоенную советскую репатриацию половины наличных поляков из Литвы в рамках многочисленных для послевоенной Восточной Европы взаимных межграничных этнических переселений, проведённую советскими властями в интересах литовского большинства в Литовской ССР, исследовательницы настойчиво маркируют политически мотивированными кавычками в слове «репатриация», словно речь шла об этнической чистке всего польского населения Литвы. То есть речь шла о целевом заселении Вильнюса литовцами преимущественно из сельской местности — надо полагать, вслед за литовскими исследовательницами, что это делалось именно для его «русификации».

996

Относительно же фактов и точных чисел репатриированных известны и другие данные: 22 сентября 1944 правительства Литовской ССР и Польши договорились об эвакуации (добровольной репатриации) бывших граждан Польши (ими до 1939 г. автоматически становились все жители Виленского края) — поляков и евреев — из Литовской ССР в Польшу и литовцев из Польши в Литву. Репатриация была завершена лишь 1 ноября 1946 (для депортации такой длительный срок был бы просто невозможен). Всего из Литвы в Польшу переехало, по польским данным, свыше 197 000 (по литовским данным — 171 000) человек — из них 90,2 % поляки, 8,6 % евреи, в том числе из Вильнюса 89,6 тыс. чел. (80 % всех жителей) (Как Вильнюс стал литовским // Литовский курьер. Вильнюс, 18 июля 2008: https://inosmi.ru/20080718/242680.html). По архивным данным РГАСПИ, на 20 декабря 1944 в Вильнюсе проживало 104 300 человек, из коих поляков было 84 000, а литовцев — 7900, через полгода; 31 июля 1945 налицо были результаты этнической динамики: из 106 697 — поляков 67 974, литовцев — 19 291 (Г. В. Кретинин. Формирование территории и населения современной Литвы // Вопросы истории. М., 2011. № 10. С. 130).

997

Постановлением СНК Литовской ССР и ЦК КП (б) Литвы от 23 февраля 1945 «О заселении г. Вильнюса в связи с репатриацией поляков…» был утверждён план покрытия потребности в трудовых кадрах в Вильнюсе в количестве 29 650 чел. и план мобилизации в Вильнюс из городов и уездов Литвы 20 000 чел. (Как Вильнюс стал литовским…). То есть, если следовать логике литовских исследовательниц, советские власти Литвы переселяли сельское литовское население в Вильнюс, чтобы подвергнуть его «русификации».

998

Восстановление границ 1772 года было польским требованием не только в 1812, 1830, 1863 гг., но и в 1919–1920, 1943 гг., в практике «Прометеизма» 1920–1930-х, было паттерном для концепции Е. Гедройца и Ю. Мерошевского «УЛБ» (признания формальной независимости Украины, Литвы и Белоруссии, 1974) и осталось им для польского покровительства «оранжевой революции» на Украине (2004) и для инициированной Польшей программы Европейского Союза «Восточное партнёрство» (2008).

999

О. А. Остапчук. Язык и этничность в ситуации