на 90  % признание. Оно может исходить от общества, если сопровождается известностью, как это бывает у артистов и политических активистов. Но для ощущения успеха очень часто достаточно признания одного человека: любимой женщины (или мужчины).

Ощутить успех оставаясь, условно говоря, отшельником, непросто. Можно ли, например, назвать успехом достижение какого-то особого состояния типа самадхи? Нет, это будет неверно. Если говорить о буддийской практике, то как раз освобождение от всякого рода зависимостей, в том числе и зависимости от мнения других, есть непременное условие движения в «правильном» направлении. Думаю, и в других религиях что-то подобное, потому что «успех» в  глазах Господа Бога называется иначе. Например, спасение души…

Есть, однако, одна непростая, но счастливая тропинка, позволяющая и отшельнику ощутить настоящий успех. Это – творчество. Научное или художественное – неважно. Ощущение успеха приходит, когда удается решить задачу. Задачу, которую, быть может, ты сам себе поставил, и только ты узнаешь, что она тобою решена. Задача может быть промежуточным результатом, до уровня публикации и последующего признания со стороны коллег еще далеко, но ощущение успеха все равно охватит. Это то самое состояние Архимеда: Эврика!

То же самое – успех!  – испытает художник, которому удалось, например, на полотне передать фактуру глиняной чашки. Получится ли картина, ждет ли ее признание – неизвестно. Но частная промежуточная задача, цель, которую долго не удавалось достичь, достигнута. И чувство успеха охватывает, не стесняясь себя проявлять и не оглядываясь вокруг. Зрители и оценщики не нужны. Художник сам себе судья и оценщик.

Ведь так, Александр Сергеевич?

Поэт! не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.    

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда влечет тебя свободный ум,

Усовершенствуя плоды любимых дум,

Не требуя наград за подвиг благородный.    

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Ты им доволен ли, взыскательный художник?    

Доволен? Так пускай толпа его бранит

И плюет на алтарь, где твой огонь горит,

И в детской резвости колеблет твой треножник.  

Утешение  

У каждого бывают такие состояния, когда мы нуждаемся в утешении. Тяжелы, например, переживания, связанные с утратой близких. (См. Смерть.) Хоть мы к этому и готовы – в том смысле, что знаем о смерти, о ее неизбежности,  – но утешение нам бывает нужно. Мы умеем справляться с этими переживаниями сами, но сердечный отклик, сочувствие родных и друзей помогает. Не только смерть повергает нас в переживания, требующие утешения. Обиды, неудачи, разочарования – все эти и многие другие неотъемлемые спутники жизни повергают нас в тягостные размышления и страдания. Утешение помогает нам пережить сложный период и настроиться на то, что невзгоды пройдут и улучшение наступит. Мы проявляем свое сочувствие и словами, и взглядами, и прикосновениями («и сердцем, и рукой»  – Цветаева). Мы ищем и находим слова и образы, помогающие смягчить страдания и обрести надежду, интерес и волю к жизни.

Несколько слов о светском утешении. В связи с отказом от концепции бога в сочетании с проактивным атеизмом советский марксизм отрицал существование души и, соответственно, загробной жизни со всеми ее атрибутами поощрения и наказания, раем и адом. Подсознательную тягу людей к собственному бессмертию – а она оставалась, как оставался страх смерти,  – предлагалось насытить осознанием памяти о человеке и его добрых делах. Осуществлялась и программа «увековечивания памяти»: переименовывались города, улицы, имена достойных присваивали институтам, заводам, колхозам, пароходам, театрам… Огромная воспитательная программа сбережения памяти – через изучение биографий героев, писателей, ученых, революционеров, героев и т.  д.  – была заложена в программы школьных предметов, издательские проекты типа «Жизнь замечательных людей», «Пламенные революционеры», биографические кинофильмы. С детского и подросткового возраста обучали чтить память о пионерах-героях, называя школьные пионерские дружины именами Павлика Морозова, Лизы Чайкиной и др. Воплощался ленинский План монументальной пропаганды, согласно которому возводились памятники не только героям-революционерам, но и мыслителям: Марксу, Энгельсу и др. По всей стране возводились памятники Ленину, становившиеся центрами общественной жизни городов, поселков и сел, мимо них проходили колонны демонстрантов Первого мая и  Седьмого ноября. Повсеместно в виде плакатов вывешивался лозунг «Ленин – жил, Ленин – жив, Ленин – будет жить»…

Для какой-то (весьма значительной!) части людей этого было достаточно, советская метафизика удовлетворяла и ум, и эмоциональную сферу («…чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела»  – Маяковский). Таким было светское, советское утешение. А для другой части предпочтительной оставалась вековая религиозная доктрина. Третьим было (и остается) все равно…

Я себя отношу к первой – «удовлетворенной»  – части. Но не могу не считать, что о «неудовлетворенной» части общества надо думать и заботиться. Надо принять их страхи – страхи-то настоящие!  – и дать людям утешение. Повторю: утешение может быть и светским, и безбожным, его надо и развивать, и распространять, формировать его в словах и образах своего времени. Но при этом религиозное утешение – то, которое дают все вероучения,  – никуда не денется еще очень-очень долго. С точки зрения практической, жизненной психологии оно эффективно. И я не призываю с ним бороться. Мой атеизм – гибкий и человечный. Перефразирую одно известное выражение и скажу так: не человек для атеизма, а атеизм для человека.

В этой связи надо сказать особые слова и отдельное спасибо религии и церкви, несущей на себе эту ношу столетиями, тысячелетиями. Пришло время (я имею в виду пространство этой книги) поговорить о религии не просто позитивно, а с восхищением и благодарностью. Я их критиковал нещадно, но надо быть честным: у  религии есть утешительная функция, роль и инструментарий. Возможно ли утешение без религии и церкви? Да. Возможно. Я немало об этом знаю и немало в этом отношении умею. Но то самое бессмертие души, которое я решительно критиковал с научных позиций, оказывается спасительной идеей, помогающей очень многим людям обрести и смысл жизни и надежду. Жить с верой в бессмертие души легче, чем без нее. И я никого не призываю к бескомпромиссному отказу от представлений о душе и ее возможном отдельном от тела существовании после смерти. Эти размышления утешительны и