поблизости неприятельский отряд. Так что же напутал корнет, вернувшийся пешком, без оружия и без своего флага? Должно быть, он бежал, не дождавшись собственного отряда. «Вернее всего, что так», — заключил начальник караула, посылая по адресу злополучного корнета нс совсем лестные замечания.

Передняя часть моста была поднята, образуя огромный провал посреди дороги, и в этом провале грозно шумела вздувшаяся от проливного дождя река.

— Кто идет? — крикнул начальник караула, когда подъезжавшая конница оказалась близ провала.

— Свои! — донесся веселый голос Кэйрля. — Опустить мост!

— Для кого? — снова осведомился начальник караула.

— Для полковника Кэйрля и его эскадрона! Ведем партию пленных круглоголовых, а другую партию их отправили к праотцам. Впустите нас скорее. Мы промокли до костей, иззябли и голодны как волки!

— Но, полковник, — продолжал усомнившийся начальник стражи, — ведь ваш же корнет только что принес известие, что, наоборот, вы со всем вашим отрядом попались в плен к…

— А, так он бежал сюда, негодяй! — с притворным негодованием вскричал Кэйрль, нисколько не растерявшись. — Ах он подлец! А мы думали, что он лежит где-нибудь убитый или раненый, но в темноте не могли найти его и хотели послать искать на рассвете. А он вот что устроил: позорно бежал, бросив оружие и флаг, и в свое оправдание наплел такую ложь!.. Ну, я с ним потом расправлюсь!.. Опустите мост, повторяю вам!

Последняя молния удаляющейся грозы с полною ясностью вырисовала перед караулом длинную линию монмаутского отряда, ехавшего попарно, а посреди него и в арьергарде массу людей на чужих лошадях, в чужих мундирах, безоружных и с опущенными на грудь головами, — очевидно, пленных. Сомневаться больше было нечего. К тому же самого полковника Кэйрля ясно освещали и мостовые фонари, да и голос его был хорошо знаком монмаутскому гарнизону. Ясно, что корнет бессовестно налгал, чтобы оправдать свою трусость.

— Опустить мост! — скомандовал начальник караула, решив, что долее медлить неудобно: этим он может навлечь на себя крупную неприятность со стороны полковника Кэйрля.

Эскорт с мнимыми пленниками галопом пронесся через мост и влетел в городские ворота, также отворенные перед ним по сигналу с моста. Но тут же произошла волшебная перемена. Выхватив из-под мундиров сабли, «пленники» очутились во главе эскадрона и с криками: «За Бога и парламент!» бросились по направлению к крепости.

В то же время к мосту с другой стороны вихрем примчалась главная сила полковника Массея под его собственным предводительством. Она перебила часть караула, остальную взяла в плен и с теми же криками: «Бог и парламент!» обрушилась на стражу у городских ворот.

Когда на восточном горизонте заалелась утренняя заря, на главной башне монмаутской крепости уже развевался совсем другой флаг, чем раньше. Славный штандарт Свободы сменил опороченное знамя Стюартов.

Глава XXIV

БЕСЕДА ДВУХ ДРУЗЕЙ

— Что с вами, Ричард? Чего приуныли? Это совсем не идет храброму воину, только что взявшему целый город. Вы смотрите так, словно сами попали в плен.

Это говорил полковник Роберт Кэйрль полковнику Ричарду Уольвейну. Беседа их происходила около двух часов пополуночи, вскоре после перехода Монмаутса из рук роялистов в руки парламентариев. Кэйрль привел соратника в свою собственную квартиру, очень хорошую и прекрасно обставленную. Кэйрль привык жить на широкую ногу, имел большое состояние и умел им пользоваться.

Друзья сидели перед большим, богато накрытым столом и с аппетитом ели разнообразную холодную закуску, оказавшуюся в буфете, несмотря на поздний час ночи. За кубком хорошего старого вина они только что возобновили свои прежние чисто товарищеские отношения, которые одно время были прерваны переходом Кэйрля на сторону роялистов, а теперь, с возвратом его к парламентариям, начали вновь скрепляться.

— Да, Ричард, если бы не вы, Массею так скоро не взять бы Монмаутса, — проговорил Кэйрль, продолжая начатую беседу.

— Нет, он этим обязан скорее вам, Роберт, — возразил сэр Ричард. — Надо же отдать должное и черту, как уже успели прозвать вас роялисты, — с улыбкой добавил он.

Кэйрль не обиделся на эту шутку и с веселым смехом подхватил ее.

— Так как в данном случае я в роли «черта», то вам нечего и беспокоиться насчет того, что мне будет воздано «должное», — заметил он. — На мою голову теперь посыплется весь запас ругательных слов, каким и так богат лексикон роялистов. Но пусть называют меня как хотят, я этим нисколько не буду смущен: совесть моя чиста, и мне нечего стыдиться мотивов моего поведения, какими бы они ни казались в глазах других. Вам известны эти мотивы, Ричард.

— Конечно, я знаю, что руководило вашими поступками, Роберт, и никогда не осуждал вас. Я говорил об этом Массею, когда мы с ним вчера вечером находились на Бекстоне и любовались Монмаутсом как раз в то время, когда мне принесли вашу записку, вынесенную отсюда в деревянной ноге нашего тайного вестника.

— Благодарю вас, Ричард! — воскликнул взволнованным голосом Кэйрль. — Впрочем, другого отношения ко мне я от вас и не ожидал. Когда я узнал, что вы находитесь в Хай-Мидоу-Хаузе, то решил присоединиться вновь к вам во что бы то ни стало, хотя бы мне пришлось бежать одному. Вы и представить себе не можете, как мне было противно среди роялистов. От них так и несет одуряющим запахом всяческого разврата. Роялисты и паписты пропитали своим специфическим запахом весь Монмаутс. Но теперь, надеюсь, скоро в стенах этого города повеет другим духом. Об этом позабочусь я сам. Массей сказал, что намерен сделать меня здешним комендантом.

— Радуюсь этому, — с искренностью проговорил сэр Ричард. — После того, что вами сделано, вы вполне заслуживаете такого доверия.

— Ну, сделал-то я, в сущности, не много. Тонкий план, только выполненный мною, задуман был вами, Ричард.

— Выполнение-то и важно. Успех плана именно от способа выполнения и зависит.

— Ну, что нам считаться, Ричард! Каждый из нас сделал что и как мог.

— С этим я, пожалуй, согласен, Роберт. Но благодаря глупой случайности успех наш висел на волоске, когда вам