Он обрадовался этой встрече, и был счастлив узнать, что Данил вернулся в нормальное общество. Было ли его преступление убийством топором или просроченными книгами в библиотеке — это больше не должно было причинять ему какое — то беспокойство; счета были оплачены, дело закрыто. Хотя Пул старался избегать криминальных драм, которыми часто наслаждался в молодости, он дорос до того, чтобы усвоить следующую истину: чрезмерный интерес к патологическому поведению сам является патологией.

С помощью мисс Прингл, модель III, Пул оказался способен распланировать свою жизнь так, чтобы даже в случайные свободные минуты, когда он мог расслабиться и настроить свой Мыслитель на Случайный Поиск, сканировались области его интересов. За исключением семьи, его главные заботы все еще находились среди лун Юпитера — Люцифера в немалой степени потому, что он был признан ведущим экспертом по этому вопросу и являлся постоянным членом Комитета Европы.

Комитет был основан почти тысячу лет назад для того, чтобы решить, что могло и должно быть предпринято в отношении таинственного спутника в случае, если что — то произойдет. За столетия он накопил огромное количество информации, начиная с пролета «Вояджера» в 1979 и первых детальных обзоров с орбитального космического корабля «Галилео» в 1996.

Подобно наиболее долговечным организациям, Комитет Европы стал медленно превращаться в некое ископаемое и теперь оживал только в случае появления каких — либо новых данных. Он вновь пробудился к деятельности после нового появления Хэлмана, и первым действием нового энергичного председателя стала кампания по кооптированию в Комитет Пула.

Хотя Пул мог добавить очень немногое к тому, что уже было зарегистрировано, он был очень счастлив участвовать в работе Комитета. Сделать доступным все, чем он располагал, было его очевидной обязанностью, к тому же эта работа давала ему официальное положение в обществе, недостаток которого он уже начинал испытывать. Вначале его статус был таким, что когда — то называлось «национальным достоянием», но это его мало смущало. Хотя он был рад купаться в роскоши этого мира и ощущать себя богаче, чем кто-либо мог вообразить в более ранние эпохи разрушительных войн, он все же чувствовал потребность оправдать свое существование.

Он испытывал также другую потребность, которую с трудом мог ясно сформулировать даже самому себе. Единственный раз Хэлмен говорил с ним, правда, очень кратко, во время их странной встречи два десятилетия назад. Пул был уверен в том, что при желании Хэлмен легко мог бы повторить это снова. Возможно, все контакты с людьми ему больше не интересны? Он надеялся, что это не так, но все же это могло бы быть одним из объяснений его молчания.

Он часто общался с Теодором Каном, более активным и едким, чем когда-либо, который теперь являлся представителем Комитета Европы на Ганимеде. С тех пор, как Пул возвратился на Землю, Тэд безуспешно пробовал наладить канал связи с Боуменом. Он никак не мог понять, почему длинные списки вопросов на жизненно важные философские и исторические темы не удостоились даже краткого подтверждения.

— Может быть, Монолит держит вашего друга Хэлмена настолько занятым, что он не может со мной говорить? — жаловался он Пулу. — Или он что — то сделал с его временем?

Это был очень разумный вопрос; и ответ, подобно грому среди ясного неба, был получен от самого Боумена, хотя и выглядел как совершенно банальный звонок по видеофону.

— Привет, Фрэнк. Это Дейв. У меня для тебя важное сообщение. Я предполагаю, что ты сейчас находишься в своей квартире в Африканской Башне. Если это так, то, пожалуйста, идентифицируй себя, назвав имя нашего преподавателя по небесной механике. Я буду ждать в течение шестьдесяти секунд, и если не будет ответа, попробую снова ровно через час.

Этой минуты едва хватило Пулу, чтобы оправиться от шока. Он почувствовал краткую волну восхищения и удивления, прежде чем их место заняла другая эмоция. Это была радость от того, что он снова слышит Боумена, хотя фраза насчет «очень важного сообщения» и прозвучала явно зловеще.

По крайней мере было удачно, что он попросил назвать одно из немногих имен, которые я не забыл, сказал себе Пул. Действительно, кто же смог бы забыть настолько сильный акцент Шотландца из Глазго, что им потребовалась неделя, чтобы его преодолеть? Но он был замечательным лектором, когда вы наконец начинали понимать, что он говорил.

— Доктор Грегори МакВитти.

— Принято. Теперь, пожалуйста, включи свой Мыслитель на прием. Чтобы загрузить это сообщение потребуется три минуты. Не пытайся отследить его: используется сжатие десять к одному. Я буду ждать две минуты, прежде чем начну загрузку.

Каким образом он делает это? — удивился Пул. Юпитер — Люцифер теперь находился на расстоянии более пятьдесяти световых минут, так что это сообщение должно быть отправлено почти час назад. Вероятно, его послали вместе с интеллектуальной личностью в должным образом адресованном пакете по лучу Ганимед — Земля, но для Хэлмена это было бы элементарным трюком, с его ресурсами, которые он, очевидно, оказался в состоянии выявить внутри Монолита.

На Мыслителе мерцал индикатор. Сообщение поступало.

При сжатии, которое использовал Хэлмен, Пулу нужно было полчаса, чтобы просмотреть сообщение в реальном масштабе времени. Но ему потребовалось всего десять минут, чтобы понять, что внезапно и резко его мирному образу жизни пришел конец.

В мире универсальной и мгновенной связи очень трудно сохранить тайну. Этот вопрос возможно обсуждать только при личной встрече, немедленно решил Пул.

Комитет Европы поворчал, но все члены собрались в его квартире. Их было семеро — счастливое число, несомненно обусловленное фазами Луны, которые всегда завораживали Человечество. Пул впервые встретился с тремя членами Комитета, хотя к настоящему времени он знал их всех гораздо полнее, чем это было бы возможно в те времена, когда еще не существовал Мыслитель.

— Председатель О'Коннор, члены Комитета, я хотел бы сказать несколько слов — всего несколько, я обещаю! — до того, как вы загрузите сообщение, которое я получил с Европы. Я предпочел бы сделать это устно, что более естественно для меня, боюсь, я никогда не освою в совершенстве прямую мысленную передачу.

Как всем известно, Дейв Боумен и ХЭЛ сохранялись в виде моделей в Монолите на Европе. Очевидно, Монолит никогда не отказывается от инструментов, которые однажды счел полезными, и время от времени активизирует Хэлмена, чтобы контролировать наши действия, когда они начинают его касаться. Подозреваю, что мое прибытие тоже может иметь к этому отношение, хотя, возможно, я себе льщу.

Но Хэлмен не только пассивный инструмент. Компонент, относящийся к Дейву, все еще сохраняет кое — что из его человеческой личности, даже эмоции. По причине того, что мы вместе тренировались и делили с ним все в течение нескольких лет, он, очевидно, считает, что связаться со мной для него гораздо легче, чем с кем — либо еще. Хотелось бы думать, что ему это нравится, но, возможно, это слишком сильно сказано.