– Ты уйдешь, нагруженная сказками о нашем поражении, – сказал Рожер. – Ты в них уверуешь. Будешь помнить, словно так и случилось. Тебя нарекут спасительницей, и ты снова возглавишь войска.

– Будешь ходить днем и метить сознание ночью, подрывая вашу оборону изнутри, – подхватил Пол.

– И Лощина станет нашей, – сказал Тамос.

Настала очередь Лиши улыбнуться.

– Это вряд ли.

– Ты бессильна этому помешать. – Тамос выдернул последнюю шпильку.

«Мальчик с долгом крови заведет тебя в паучью паутину, – предупредили Лишу кости. – Ударить можно только тогда».

– Вперед, дорогуши, – произнесла она в меченую серьгу.

Демоны застыли, но короткий миг ничего не происходило.

Затем раздался оглушительный грохот, который сбил с ног и демонов, и людей. Даже тот, что на постаменте, вцепился в трон плюща. Последовали новые взрывы, приглушенные звоном, стоявшим у Лиши в ушах.

А затем сквозь облако пыли в окна, из которых повыбивало рамы, хлынул утренний свет. Мозговые демоны с визгом попрятались в тень, но солнечные лучи их достали, и конечности задымились.

В одном окне появилась Мича. Копьем из меченого стекла она пронзила грудь демона, принявшего обличье Тамоса.

В другое влетела Стела Тракт, пинком отправила хамелеона Рожера в солнечный луч, и демона объял огонь. Затем схватила и придержала упиравшегося Пола, пока он не натворил бед.

Лиша высвободилась из щупальца, Кендалл подобрала скрипку, а Уонда вырвалась за обесточенный круг.

При свете солнца уцелевшие хамелеоны и мозговики не смогли растаять и отыскать лазейку в Недра. Они бросились к выходу, однако Стела Тракт опередила их и перекрыла коридор. Они рассеялись, но во втором коридоре нарисовался брат Франк. В третьем – Элла Лесоруб.

– Я рада представить вас моим меченым детям, – обратилась Лиша к демонам, когда они начали с воем корчиться в языках пламени, которые заиграли на коже.

– Нам не понравилось, как вы обошлись с мамулей, – сказала Стела.

– Дамаджах, прибыла твоя святая мать.

Инэвера обернулась. Погруженная в мысли, она даже не заметила, как вошла Джарвах. Такая беспечность могла стоить жизни.

– Пусть войдет.

Она снова уставилась в окно. Манвах вошла и встала рядом. Джарвах закрыла двери, оставив их наедине, и обе вперили взоры в отстроенные доки, где лактонцы с красийцами сообща чинили корабли, которые еще было можно отремонтировать, и разбирали на части другие.

– Мне и не снился такой огромный оазис, да и размер флота я не представляла, – сказала Манвах.

– Его все равно не хватит, если в Ущерб придется бежать из города, – ответила Инэвера.

Манвах испытующе взглянула на нее:

– Ты так легко отступишь перед Най?

– Не легко. Сумей мы отстоять Водоем Эверама ценой моей гибели, я бы покрыла себя безграничной славой. Но если мне удастся сохранить людей для нового ночного боя ценой собственного достоинства, я соглашусь и назову это сделкой.

Кивнув, Манвах снова повернулась к окну:

– Вот это уже речь моей дочки.

– Как доехали? – спросила Инэвера.

– Алагай нас испытывали, – ответила Манвах, – но десять тысяч шарумов справятся с кем угодно.

Инэвера тоже кивнула. Теперь, когда алагай поняли, что город не сдадут, она была вольна призывать подкрепление, но побоялась чрезмерно ослабить Дар Эверама. Аманвах и Асом докладывали, что бои идут уже на окраинах, демоны множатся, а ведут их мозговики-мальки, но метки Дара Эверама, как и Лощины, были слишком мощны, чтобы враг покусился на само средоточие власти.

– Что слышно о восстании чинов? – спросила Инэвера. – Асом и Аманвах говорят, все затихло, но ты бываешь на базаре и слышишь вещи, которые до них не доходят.

– Притом что алагай толпами дохнут на метках, а вестник из Лощины сообщил о падении Энджирса, чинам не хочется нападать на тех, кто имеет силы и средства их защитить.

– «Шарак Ка несет конец Шарак Сан», – процитировала Инэвера.

– Похоже на то. – Манвах показала на красийцев и лактонцев, которые работали в доках плечом к плечу. – Эти чины и разжигали бунт, но теперь покорны тебе.

Инэвера потупилась:

– Это… не совсем так.

– То есть?

– Когда Ахман исчез, мне понадобился враг, чтобы держать в узде дамаджи, – прошептала Инэвера. – Козел отпущения, чтобы свалить на него вину за восстание чинов. Аббан настоятельно предлагал атаковать Доктаун и забрать оброк, лишить озерный город продовольствия. Вот я и…

– Лгала, восседая на троне подушек, – докончила Манвах. – Использовала имя Эверама, чтобы в собственных интересах пораньше втянуть этих людей в Шарак Сан.

Инэвера кивнула:

– И поплатилась старшим сыном и частью Эверамова войска – все ради клочка вонючего болота.

– Клочка бывает достаточно, чтобы оттолкнуться и прыгнуть, – сказала Манвах. – Судя по тону, ты ждешь от меня порицания, но не мне судить, что правильно, а что – нет. Эверам обременил властью тебя, и ты, как я успела увидеть, пользовалась ею с великой мудростью. В большинстве случаев, – улыбнулась она. – Кто знает, что постигло бы Водоем Эверама без тебя? Лактон все равно бы не выстоял. Теперь хотя бы есть возможность восстановить их город-остров.

– Ты принесла путевые листы? – спросила Инэвера.

Манвах извлекла из-за пазухи пачку бумаг:

– Продовольствие, древесина, деготь и так далее. Хватит, чтобы отстроить Доктаун, плюс тысячи даль’тинг – конструкторы и работницы. Они и займутся этим, если выберутся из лабиринта палаток, которые ты велела поставить.

– В Доктауне никак не расселить пятьдесят тысяч человек, – сказала Инэвера. – А палатки составлены в форме великой метки, чтобы не подпускать алагай, пока мы возводим новые укрепления.

– Я прослежу за этим. – Авторитет Манвах стремительно вырос, когда народу открыли, что виднейшая предпринимательница на Великом базаре – мать Дамаджах. Инэвера не нашла бы лучшей помощницы.

В дверь постучали, и Джарвах ввела Асукаджи. При виде Манвах он вздрогнул:

– Святая мать, я не знал о твоем приходе…

– Закрой рот, малец, – сказала Манвах. – Ты еще насмотришься на меня.

Асукаджи поклонился еще ниже, затем выпрямился. Он был калекой, когда Асом ее похитил, а Касаада убил, но все знали, что он поддержал план кузена.