щит и, повернувшись, убежать куда бы то ни было.

Однако быть трусом или несправедливым не то же самое, что совершить нечто подобное, за исключением случайного совпадения того и другого; но быть таким [то есть трусом и несправедливым] – значит иметь такие душевные качества, которые влекут за собою подобные поступки, точно так же как быть врачом и лечить не то же самое, что оперировать или не оперировать, давать лекарство или не давать, но [быть врачом – значит] делать это определенным способом. Следует заметить, что справедливость может иметь смысл лишь для таких существ, которые владеют тем, что, говоря безотносительно, есть благо, допускающее избыток или недостаток, ибо для некоторых не может быть избытка, например, конечно, его не может быть для богов; для других, напротив, даже малая частичка блага не бывает полезна, например для неисправимо дурных людей, которым все вредно; поэтому-то справедливость и относится до людей.

§ 14. Нам следует теперь сказать о правде (ἐπιείϰεια) и о понятии правды, а также об отношении правды к справедливости и понятия правды – к понятию справедливого. При ближайшем рассмотрении понятия правды и справедливости кажутся не безусловно тождественными, но также и не различными по роду. С одной стороны, мы до такой степени хвалим правду и праведного человека, что, хваля, переносим это понятие и в другие области, употребляя его вместо понятия добра, желая этим сказать, что то, что заключает в себе более правды, в то же время и лучше. С другой стороны, следуя размышлению, кажется нелепым считать наряду со справедливым и праведное за нечто похвальное: или справедливое не хорошо, или же праведное не справедливо, если оно различно [по роду от справедливого]; если же оба хороши, то они по понятию тождественны. Вот такого-то рода затруднение возникает при рассмотрении понятия правды. Однако все эти положения в известном смысле верны, и нет в них противоречия. Правда всегда касается известного случая [применения справедливости] и здесь-то является высшею справедливостью, но вовсе не есть особый род лучшей справедливости. Правда и справедливость – одно и то же, и обе они хороши, но правда лучше справедливости. Затруднение же возникает в силу того, что правда, будучи справедливой, не справедлива в смысле буквы закона, а есть исправление законной справедливости. Причина же этого заключается в том, что всякий закон – общее положение, а относительно некоторых частностей нельзя дать верных общих определений. В тех случаях, в которых должно дать общее положение и нельзя это сделать вполне верно, закон держится случающегося чаще всего, причем недостаточность закона сознается. Тем не менее закон верен, ибо ошибочность заключается не в самом законе или законодателе, а в природе объекта закона. Очевидно, что таков характер человеческой деятельности.

Итак, если закон есть общее положение, а частный случай не подходит под общее положение, то, говоря безусловно, правильно поступит тот, кто исправит недостаток и пополнит пробел, оставленный законодателем; недостаток, который и сам законодатель исправил бы, если б присутствовал и если б он знал о таком случае, [не подходящем под общее положение], когда давал закон.

Итак, правда есть справедливость и лучше, чем отдельный случай применения справедливости, но не лучше справедливости вообще, а лишь лучше той, которая в силу своей общности заключает в себе ошибочность. Такова природа правды: она заключается в исправлении закона в тех случаях, где он, вследствие своей общности, неудовлетворителен. В этом и заключается причина, почему закон не может касаться всего; так, есть вещи, относительно которых нельзя дать закона, которые нуждаются в отдельном постановлении. Относительно неопределенного можно дать лишь неопределенное правило, подобно тому как либийская архитектура нуждалась в свинцовом лекале: как лекало меняется сообразно с формой камня и не остается одним и тем же, так и постановление, узаконенное путем голосования, применяется к обстоятельствам дела.

Итак, теперь ясно, что такое правда и что она есть справедливость, но что она лучше отдельного применения справедливости. Из этого также ясно, какой человек праведный: тот праведный, кто намерен действовать и действует в этом направлении и не придерживается буквы закона ко вреду ближнего, а применяет его свободно, даже имея законное право на своей стороне; а душевное качество такого человека – праведность – есть приобретенное свойство, различающееся от справедливости.

§ 15. Ясно из предыдущего, возможно ли поступить с самим собою несправедливо или нет. Все то справедливо, что сообразно с добродетелью, взятой в целом, и определено законом; например, закон не позволяет убивать себя, а то, чего закон не приказывает, то он запрещает. Сверх того, если кто-либо противозаконно и произвольно наносит вред своему ближнему, не потерпев сам вреда, тот поступает несправедливо; произвольно же поступает тот, кто знает, кому и чем он вредит; а тот, кто под влиянием страсти убивает себя, поступает произвольно и против веления истинного разума, а этого закон не дозволяет; следовательно, человек совершает преступление, но против кого? Против государства, а не против себя, так как он страдает добровольно, а никто добровольно не терпит несправедливости; поэтому-то его и наказывает государство, налагая на самоубийцу известного рода бесчестие, так как он совершает преступление против государства. Сверх того, поскольку человек, делая несправедливое, называется несправедливым, не будучи, однако, совершенно дурным, постольку и в этом отношении не может быть преступления против самого себя, ибо быть несправедливым и делать несправедливое – различные понятия; поступающий несправедливо – дурной человек в таком смысле, в каком, например, трус [дурной человек], а не в том, что соединяет в себе все пороки, и его несправедливость, таким образом, не должна быть понимаема в последнем значении; в противном случае пришлось бы отнять и приписать одному и тому же человеку одно и то же определение, а это невозможно, и понятие несправедливого и справедливого имеет место лишь в отношениях нескольких людей между собою. Сверх того, с понятием преступления связаны понятия произвольности, преднамеренности и понятие того, что ему по времени предшествует, ибо кто вследствие чего-либо испытанного им вредит другому и отвечает ему тем же самым действием, того не считают человеком, поступающим несправедливо. Человек же, который сам себе наносит ущерб, в одно и то же время и действует, и страдает. К тому же вышло бы, что он по доброй воле испытывает несправедливость. Сверх всего, ни один человек не может поступать несправедливо, не впадая в какую-либо частичную неправильность: никто не совершает прелюбодеяния с собственною женой, или никто не совершает грабежа в собственном доме, или никто не ворует собственных денег. Но вопрос о том, может ли кто нанести себе несправедливость, уже окончательно