Максен грустно улыбнулся.

«Эдеард, ты видишь их?»

«Кого?»

Он обвел про-взглядом овраг, опасаясь, что кто-то из бандитов мог выжить.

Максен и Динлей приблизились.

«Рядом с нами, Эдеард, – сказал Динлей. – Попытайся, постарайся их увидеть, хотя они теперь очень слабые и хрупкие. Но они все стерпели. Ради тебя. Милостивая Заступница, они протянули полтора десятка лет. Тебе никогда не понять, чего это стоит, пока не умрешь».

«Что?»

«Сосредоточься, Эдеард, – настаивал Максен. – Так же, как ты видишь нас, только еще глубже».

Эдеард попытался выполнить его указания и напряг про-взгляд, но не вдаль, а углубляя восприятие. И действительно, на грани ощущений он различил две фигуры. Почти прозрачные силуэты мужчины и женщины, очень слабые по сравнению с призраками Максена и Динлея.

«Я вас знаю, – изумленно ахнул он. – Ваши лица. Я вспоминаю их. – Его мысли беспорядочно устремились в далекое прошлое. В те дни, когда он бегал подле большого фермерского дома в окрестностях Эшвилля. Играл и смеялся весь день напролет. И радостно подбегал к… – Мама? – не веря своим ощущениям, воскликнул он. – Это ты, мама? И отец?»

На едва различимых лицах появились улыбки, а призрачные руки соединились.

«Сынок», – едва слышно прозвучал голос отца.

Слабость его голоса напугала Эдеарда.

«Вы остались?»

Догадка лишила его последних сил, и на глазах снова появились слезы.

«Конечно, мы остались, мой прекрасный сын», – сказала его мать.

«Вы присматривали за мной. Вы! Это всегда были вы. Вы предупреждали меня».

«Ты – все, что от нас осталось, – сказал его отец. – Наш долг – защитить тебя, позаботиться о твоей безопасности».

«О Заступница! А как же пение, зовущее в Ядро?»

«Мы любим тебя, а остальное не имеет значения».

«Но вы так… слабы».

«Если бы мы последовали призыву песен, было бы то же самое, – с нежной улыбкой заверила его мать. – Они так далеко. Я знаю, что лишь немногие души достигают Ядра».

«Уходите, – сказал Эдеард. – Теперь вы можете уйти. В следующий раз я хочу встретиться с вами на той стороне Моря Одина. Я хочу рассказать вам, какой стала моя жизнь. И хочу, чтобы вам ничего не угрожало».

«Уже слишком поздно, сын, – ответил отец. – Мы были счастливы, видя, каким ты стал, как развил свои способности. Я горжусь, я так горжусь тобой и не променял бы это время на целую жизнь в Ядре. Даже если бы мне предлагали выбор миллион раз».

«Мой прекрасный сын, – продолжила его мать. – Я даже не мечтала, что мой ребенок достигнет подобного совершенства. Ты вывел этот мир из тьмы».

«Еще не вывел, – вмешался Максен. – Простите, но, Эдеард, бандиты знали о нашем приходе. Эта засада хитро задумана и тщательно подготовлена».

«Правда, она не сработала, – решительно добавил Динлей и нахмурился. – Не сработала против тебя».

«Кто же их предупредил? – спросил Максен. – Кто за всем этим стоит? Эдеард, а наши девочки? Наши жены! Что творится в Маккатране?»

Радость необычного воссоединения покинула Эдеарда.

«Не знаю, – сказал он. – Но кое-кто остался, сейчас его спросим».

Огромный валун лежал точно на том месте, где он его уложил, на краю узкого выступа перед пещерами. Своей колоссальной тяжестью он придавил ноги главаря бандитов. Этот отчаянный человек, несмотря на невыносимую боль, несмотря на невозможность выбраться, умудрился перезарядить скорострельный пистолет, собрав третьей рукой магазины своих сообщников. Теперь ему оставалось только хорошо прицелиться.

Эдеард вскарабкался по склону оврага на выступ и тотчас ощутил на себе про-взгляд бандита. Он спокойно вышел из-за камня под огонь скорострельного оружия. Эдеард просто стоял и смотрел, как непрерывный поток пуль стучит по его щиту.

– Ужасное оружие, – произнес Эдеард, когда пули иссякли. – Твои враги оглохнут на целую неделю.

– Убирайся в Хоньо, Идущий-по-Воде.

– Ты туда попадешь гораздо раньше. – Третья рука Эдеарда вырвала ружье. – Ты никогда не называл своего имени. Но теперь я узнаю этот нос, очень примечательная форма. Насколько ты далеко от основного ствола семейного дерева Гилморнов?

– Твои друзья мертвы. Все до единого. Я в этом убедился при помощи про-взгляда. Ты даже представить себе не можешь, насколько ты одинок.

– В самом деле? – Эдеард снова воспользовался третьей рукой. Валун перекатился до коленей, и хруст костей заглушили вопли Гилморна. – Кто сказал вам о моем приходе?

– Все кончено, жалкий неудачник. – Лицо Гилморна покрылось каплями холодного пота, и он снова застонал от боли. – Мы победили. Даже после сегодняшнего боя мы все равно победили.

Валун еще чуть-чуть переместился. Чем дальше двигался камень, тем больше костей дробилось под его тяжестью.

– Кто победил? – хладнокровно спросил Эдеард.

– Тебе победы не видать, – с завыванием протянул Гилморн.

– Буду двигать по дюйму за раз, – предупредил его Эдеард. – А рост у тебя немалый.

– Не-е-ет!

Гилморн вопил так долго и громко, что Эдеард решил, он сорвет связки.

– А разве не так стонали и молили тебя крестьяне? Скольких ты погубил за все эти годы, Гилморн?

Эдеард передвинул валун ближе к бедрам.

Бандит забился, отчаянно колотясь головой о выступ, стараясь разбить череп и покончить с мучениями. Но третья рука Эдеарда быстро лишила его возможности шевелиться.

– Это было необходимо, – прохрипел Гилморн.

Он уже дышал с трудом, а его одежда промокла от пота.

– Необходимо? – возмущенно повторил Эдеард. – Для чего же? Ты убил – зверски убил – сотни людей. Тысячи. Ты превратил в руины целые деревни.

– Единый народ.

– Что?

Эдеарду показалось, что он ослышался. Это же лозунг. Лозунг Овейна. Овейна!

– Мы должны объединиться.

Эдеард в ярости снова толкнул валун. Затрещали бедренные кости.

– Овейн! – задыхаясь от ярости, воскликнул Эдеард.

Гилморн разразился безумным смехом, и на губах показалась кровавая пена.

– Единый мир, единый народ, управляемый теми, кто для этого рожден.

– И вы затеяли все, чтобы короновать императора? Вы… ты… Благая Заступница, ради этого?

Эдеард покатил валун вперед, пока стоны и хрипы не оборвались.

«При всех твоих талантах ты так слаб!» – с презрением произнес голос Гилморна.

Эдеард резко обернулся. Над лужицей крови, растекающейся из-под валуна, поднялся призрак бандита. Он с высокомерным видом отвернулся от Динлея и Максена.