Вскоре, однако ж, проявилась благодетельная реакция, начавшаяся в Италии: закон 1808 года сохранял смертную казнь за деяния, угрожающие целости и спокойствию государства, но отменял ее для преступлений, направленных к подрыву доверия и уважения к высшей власти.

В Тоскане ст. 62 закона от 30 ноября 1786 года гласила: «Повелеваем, чтобы все статьи, преувеличенно расширяющие понятие об оскорблении величества, были отменены; отменяются все привилегированные свидетельства по политическим делам; деяния, которые, не будучи преступными сами по себе, являются таковыми только в силу квалификации, данной им вышеупомянутыми законами, не должны более считаться политическими преступлениями, их должно судить как обыкновенные уголовные и наказывать как таковые, не усиливая наказаний под предлогом оскорбления величества».

Наконец, в тосканском уложении о наказаниях 1834 года по примеру прочих европейских стран совсем уничтожена категория оскорбления величества, а признаются только преступления против внутренней или внешней безопасности государства.

11) Современные законы. В первую половину XIX века законодательство главных государств Европы действительно стало реагировать против чрезмерного произвола, прилагаемого римским правом к понятию о политическом преступлении, но не настолько, однако ж, чтобы изгладить всякие его следы.

Вообще традиции даже в вопросах о праве укоренились глубоко; если понятие о преступлении сгладилось, то имя его остается. Таким образом, государственная измена до сих пор фигурирует в кодексах Германии и Австрии, хотя под этим названием подразумеваются не только покушения, направленные против личности монарха, но главным образом против внутренней и внешней безопасности государства.

В испанском кодексе под оскорблением величества подразумеваются покушения на личность монарха, а под изменой – покушения на целость и спокойствие государства. В английском кодексе, напротив того, обе эти категории преступлений называются изменой.

В республиках, например в Соединенных Штатах Америки, под названием измены подразумеваются только преступления против государства. В Цюрихском кантоне, напротив того, понятие об измене совершенно изъято из кодекса ввиду того, что оно может служить орудием деспотизма, a perduellio, то есть отказ в подчинении совету кантона, приравнено к нарушению общественного спокойствия и неповиновению законным властям.

Во французском кодексе, также как в бельгийском, сардинском, неаполитанском и прочих, сделано различие между преступлениями против внешней и против внутренней безопасности государства; но в различии этом, как справедливо замечает Дзанарделли, смешиваются причины преступлений со следствиями, так как всякое нарушение внешней безопасности, несомненно, отзывается на делах внутренних, и наоборот.

Поэтому в новом итальянском кодексе установлено различие между «преступлениями против родины», угрожающими ее существованию, и «преступлениями против конституции».

Законы о преступлениях против главы государства в разных странах еще более различны.

В Австрии всякое покушение на личность императора составляет величайшее преступление; в Германии, напротив того, покушение на личность монарха должно сделать его неспособным к управлению, для того чтобы считаться тяжким преступлением.

В Бельгии делается различие между покушением на жизнь короля и простым его оскорблением.

Когда в большей части европейских государств абсолютная монархия заменилась правлением представительным, то законодательство, приспособляясь к новому порядку вещей, позаботилось об ограждении новой конституционной власти.

Так, в Бельгии, особенно дорожащей своею конституцией, строго наказываются заговоры, направленные против законодательных палат, министров, депутатов и прочих.

В испанских законах покушения на кортесы и совет министров идут тотчас же вслед за преступлениями против спокойствия и независимости государства.

В итальянском кодексе попытка помешать парламенту в исполнении его функций наказывается так же, как попытка помешать королю править.

Ввиду того что право выборов лежит в основе народовластия, составляющего сущность большинства современных конституций, весьма естественно встретить в законодательстве конституционных стран стремление оградить свободу выборов, признав нарушение ее государственным преступлением. Некоторые государства, впрочем, предпочитают рассматривать нарушение свободы выборов как преступление против свободы личной.

Особого рода политическими преступлениями признаются теперь заговоры, которые во французском и бельгийском кодексах определяются как решение действовать, заключенное и условленное между двумя или более персонами.

Несмотря на то что общественное мнение отказывается теперь видеть в заговорах преступление, большинство европейских кодексов в качестве предупредительной меры назначает за них особые наказания даже помимо каких-либо преступных деяний со стороны заговорщиков.

Американский закон смотрит на заговоры как на подготовку к преступлению.

Французский, бельгийский и венгерский кодексы наказывают за заговоры, долго подготовлявшиеся, строже, чем за внезапно возникшие.

Есть и еще преступления, предусматриваемые современными законами, например: восстание, которое австрийский кодекс определяет как соединение многих «возмутившихся лишь для того, чтобы насилием противиться власти»; буйство, в котором, согласно определению того же кодекса, виновен тот, кто настойчивее восстает против властей при помощи насилий, так что вызывает необходимость вмешательства вооруженной силы для «восстановления порядка»; образование вооруженной шайки для борьбы с правительством и гражданской войны.

Собственно говоря, последнее преступление не всеми кодексами рассматривается как политическое, и они едва отличают его от вооруженного грабежа, а между тем оно, очевидно, имеет громадное значение для общественного порядка. Если его и можно считать преступлением против собственности, то все же следовало бы карать строже, так как оно отзывается и в области политики.

Это и было сознано при составлении венгерского кодекса 1848 года, который рассматривает соединение многих лиц с целью нападения на известные классы общества, национальности или религиозные ассоциации как преступления политические. И в самом деле, социальные и религиозные преступления всегда имеют политическую подкладку, задевающую все население страны.

Что касается соучастия, то австрийский кодекс признает участником преступления всякого, кто не противодействовал ему, имея на то возможность.

Многие законодательства – например, то же австрийское, венгерское, французское и бельгийское – дают помилование как тем участникам, которые во время бунта не противодействуют его усмирению, так и тем, которые выдают имена своих сообщников.

12) Наказания. Мы уже говорили о крайней строгости наказаний за политические преступления. Покушение на жизнь главы государства повсюду наказывается смертью или пожизненной каторгой, но за мелкие его оскорбления назначены и наказания менее суровые.

В Германии, Австрии, Франции, Бельгии, Англии, Испании за покушения на жизнь монарха назначена смертная казнь.

В Соединенных Штатах по закону 1862 года суд может наказать виновного в государственном преступлении смертью или тюрьмой на пять лет и даже менее, прибавляя к этому штраф по крайней мере в 10 тысяч долларов. Назначение наказания всецело зависит от суда, который обязан руководствоваться законами 1681 года, делающими различие между изменой, тяжким преступлением и тяжким проступком.

Бельгия дала образчик специального наказания для политических преступлений; это наказание – задержание – применяется только к ним.

Во Франции, где уже кодекс Наполеона подвергнул изгнанию того, кто навлечет на государство войну, хотя бы она и не состоялась, теперь за нарушение безопасности республики вместо