— Однорукий, видно, неплохой парень, — задумчиво сказал Вольф и посмотрел на ринг. — Интересно, где он получил ранение?

— Мне бы твои заботы. — Хайнц подтолкнул брата к выходу. — Скажи лучше, что я скажу отцу? Я проиграл тысячу монет.

Римас остановил «ситроен» у маленького кафе.

— Минуту, Вальтер, я куплю сигареты. — Он зашел в кафе, молча положил на стойку монету и показал на пачку сигарет, другой рукой снял телефонную трубку висевшего на стене автомата и быстро набрал номер. Абонент не ответил. Римас взял сигареты и вышел на улицу. Через минуту «ситроен» вновь катился по улицам шумного города.

— Фишбах нам очень нужен, — продолжал Лемке, видимо, ранее начатый разговор. — И мы не можем свою политику в стране ставить в зависимость от памяти этого Сажина. Не узнал сегодня — узнает завтра. Ты представляешь, какой скандал поднимут русские? Австрийцы с их мягкотелым нейтралитетом отдадут парня.

Римас резко повернул руль и обогнал какую-то машину.

— Мы не у себя дома, и его нельзя просто застрелить на улице. Шеф не хочет обострения с австрийским правительством, газетной шумихи и прочего.

Римас недовольно хмыкнул.

— Мы не у себя дома, — повторил Лемке. — И ты был прав, Римас, нам кто-то мешает. Когда боксеры выходили из машины, мальчишка что-то сказал о телефонном звонке. Важно узнать, что именно.

Римас остановил машину:

— Разреши мне поговорить с мальчиком.

Лемке посмотрел на Римаса, улыбнулся, достал из кармана ключи и повесил на руль.

— Если хочешь, Римас. Моя квартира в твоем распоряжении.

Римас положил ключи в карман и спросил:

— Где ликвидируют тренера?

— У меня есть идея, завтра поговорим. Приходи утром, посмотрим шествие покойников.

— Зря ты доверился уголовникам, — ответил Римас.

Они вышли из машины и раскланялись.

— Не уходи, жди звонка. — Лемке приподнял шляпу и ушел, а Римас вошел в кафе и снял телефонную трубку.

Абонент не отвечал, Римас вынул из кармана почтовую открытку с изображением самолета и написал: «Привет из Вены», проставил число и бросил открытку в ящик.

— Простите, Михаил Петрович, но я обещал послу, что привезу вас, — сказал работник посольства, усаживаясь за руль. Рядом с ним сел Зигмунд. Сажин, Роберт и Шурик разместились сзади.

— Николай Федорович не мог приехать на матч и очень сожалел, но просил привезти вас всех обязательно.

— С начальством не спорят. — Сажин демонстративно вздохнул. Несколько минут ехали молча.

— Вот мы и дома. Наша улица, ребята, называется Райзнерштрассе.

Все вышли из машины. Шурик оглядел старое трехэтажное здание посольства и сказал:

— Не шибко шикарно живете, Николай Николаевич.

— Этот дом занимало еще посольство царской России. Получили в наследство, — ответил Николай Николаевич и подошел к Шурику. — Напротив, — он показал на современное здание из стекла и бетона, — посольство Федеративной Республики Германии. Построили они свою резиденцию в шестьдесят шестом году. Живут, на нас любуются, очень им хорошо все видно. Так что мы с лучшими друзьями, можно сказать, лицом к лицу. Ну пошли, нас, наверное, заждались.

Когда входили в здание, Роберт поймал Шурика за полу плаща:

— Ты знаешь, что дом человека ругать нельзя?

— Так я спросил…

— Меньше спрашивай, жеребенок. Если старшему ты нужен, он сам к тебе обратится. Понял?

— Понял. — Шурик вырвался и вприпрыжку пустился догонять товарищей.

Когда все сняли плащи, причесались и привели себя в порядок, Николай Николаевич открыл какую-то дверь и сказал:

— Ребята, проходите, вас ждут, а мы с Михаилом Петровичем сейчас вас догоним. — Он закрыл за боксерами дверь и повернулся к Сажину. — Сегодня у нас вечер отдыха, но сначала два слова о делах. — Он достал из кармана фотокарточку. — Вам этот господин знаком?

Сажин мельком взглянул и вернул фото:

— Вальтер Лемке, хозяин спортзала, где мы тренируемся.

— У меня к вам просьба, Михаил Петрович, постарайтесь не поддерживать с ним никаких контактов. — Николай Николаевич открыл дверь и взял Сажина под руку. — Под благовидным предлогом отказывайтесь от предложений господина Лемке. Ужин, совместная прогулка. Вы меня понимаете?

— Хорошо. — Сажин кивнул и вошел в зал, полный празднично одетых людей, которые стояли вдоль уставленного бутылками и закусками стола.

Черную шевелюру Роберта и светлый ежик Зигмунда Сажин нашел сразу, но рыжие вихры Шурика видны не были.

— Не беспокойтесь, вина вашим ребятам никто предлагать не будет.

— Я не беспокоюсь, — сердито ответил Сажин и пошел к столу.

В центре внимания, естественно, находился Зигмунд, он не успевал отвечать на вопросы, улыбался, молча кивал, наконец поднял руку и сказал:

— Все, товарищи, разговоры о боксе запрещены. Я в коматозном состоянии, вы меня избили сильнее, чем Бартен.

Кругом рассмеялись.

— Михаил Петрович, можно победителю бокал шампанского?

— Можно.

— Я тоже хочу шампанского, — заявил вынырнувший откуда-то Шурик.

Шурику протянули бокал шампанского, боксер хотел его взять, но, неуклюже расставив ноги, заскользил по паркету назад. Роберт, который держал боксера за локоть, вытащил его из круга.

— Понимаешь, дорогой, — он нажал пальцем Шурику на нос, — я принципиально против авансов. Ты выигрываешь первенство Европы. Приезжаешь ко мне, в Грузию, и я сажаю тебя на неделю вот в такую бочку с вином. — Он показал размеры бочки. — Договорились?

— Я никогда не расскажу тебе, где я был в тот вечер. Никогда. — Шурик взял банку с соком. — Я буду пить сок, а ты будешь смотреть. Тебе пить нельзя, жидкость прибавляет вес.

Петер с удивлением смотрел на стоявшего в дверях Лемке.

— Не ждал? — Лемке улыбнулся. — Можно войти?

— Проходи, Вальтер, проходи. — Петер захлопнул входную дверь и пошел вперед. — Сидеть, Макс! — крикнул он на зарычавшего рыжего бульдога. — Я думал, ты и не знаешь, где я живу, — говорил он, растерянно оглядывая комнату, пытаясь убрать на столе какие-то вещи. — Извини, не ждал, а старая Марта убирает у меня только по субботам.

— Брось, старина, что за церемонии. — Лемке достал из кармана бутылку «Мартеля» и поставил ее на стол. — Где можно раздеться?

— Черт возьми, Вальтер, — Петер помог Лемке снять пальто, — я неуклюжий хозяин. Знаешь, у меня никто не бывает, я и растренировался. — Он вышел в переднюю, пнул ногой заскулившего бульдога и повесил плащ и шляпу Лемке в стенной шкаф.

Потирая белые руки, Лемке оглядел гостиную, отодвинул стол и сел.

— У тебя очень мило, старина, — он опять оглянулся, — для такого медведя, как ты, очень уютно.

— Старый я медведь, Вальтер. — Петер поставил на стол два бокала и тарелку с виноградом. — Старики любят уют.

— Все мы не молодеем. — Лемке взял один бокал и протянул его хозяину. — Убери, Петер, тебе нельзя, у тебя через час тренировка с русскими.

— Да-да, Вальтер,