Облегченно вздохнув, Маслова еле слышно прошептала «слава богу» и… перекрестилась. Какая, однако, заботливая хозяйка конкурса.

– Чем вызвано ваше беспокойство об Эльвире Ивановне? Мне нужно это знать… чтобы защитить ее.

Маслова внимательно посмотрела в честное усатое лицо и печально проговорила:

– Я волнуюсь за всех конкурсанток. У нашего конкурса много противников. И если что-то случится, его отменят. Никакие связи не помогут. А я столько вложила сил…

– И средств, оставленных господином Агаповым… – встрял Родион.

Она согласно кивнула.

– Все тумбы в афишах, в газетах столько рекламы, призы роскошные, вся столица только об этом и гудит. Но стоит нам оступиться хоть в чем-то, на меня повесят всех собак и конкурс отменят. Вы же понимаете, в день празднования годовщины все должно быть безупречно…

Это чиновник полиции понимал без подсказок.

– Вы встревожены судьбой именно Эльвиры Ивановны. Почему?

– Я давно знаю и люблю их семью. Не стоит тут искать тайного смысла. Лучше скажите: что случилось? Это угрожает конкурсу?

– Надеюсь, что нет.

– Господин Ванзаров, не мучьте меня…

– Разве я не сказал? Прошу извинить. Проводится сугубо конфиденциальное расследование. По личному указанию полковника Вендорфа.

– Ах, какой вы… – госпожа Маслова по-матерински вздохнула, словно жалела, что не может отшлепать шалуна.

– Так что там с платьем?

Отодвинув конторку легким толчком ладони, Лидия Карловна с некоторым трудом встала. Но от помощи отказалась. И слегка раскачиваясь, как перегруженный баркас, отправилась к ближним ширмам. Вскоре оттуда послышались шорохи перебираемых вещей. Выйдя с пустыми руками, Маслова отправилась на другую сторону зала и пропала за расписным холстом. Покопавшись и пошуршав, возвратилась ни с чем.

– Не могу понять, куда оно делось? – спросила она Ванзарова. Но объяснять чиновник полиции не стал, а спросил сам:

– Почему вы отказали от участия в конкурсе Лизе?

Госпожа Маслова не поняла вопрос:

– Какой Лизе? О чем вы? Мы никому не отказываем. Красота не знает ни возраста, ни социальных различий, я так считаю. У нас самые разные участницы. Нужно лишь добровольное желание и чтобы было в чем выйти.

– Именно так думала Лиза…

– Да о ком вы? – не на шутку разозлилась Маслова.

– О горничной Эльвиры Ивановны. Сегодня она пришла, чтобы записаться, но ее обвинили в краже платья Агаповой и фактически выгнали.

Лидия Карловна добродушно засмеялась:

– Какие глупости. Это она вам сказала? Ох уж эти барышни, такие выдумщицы. Бросит любимый, она наплачется, а потом сочинит дурацкую историю.

– Как было на самом деле?

– Да ничего и не было! Девушка эта пришла раньше собрания, что-то около трех. Спросила, можно ли еще записаться на конкурс. Я сказала, что с такими данными с радостью взяла бы ее, но все места уже заняты. Если желает, могу записать в резерв, у нас такой имеется, мало ли кто заболеет или не сможет. Она ответила, что подумает.

Если выжать женские эмоции, то в сухом остатке будут факты, не сильно отличающиеся. В конце концов, Лиза – существо истеричное, могла принять за обиду любую ерунду. Девушка как на иголках: замуж пора, а никто не берет. И красота увядает. Любая занервничает.

– А платье? – напомнил задумчивый юноша.

– Что – «платье»?

– Разве вы не обвиняли ее в краже?

– С какой стати? Она принесла его, сказав, что Эля просила здесь подержать.

– Зачем прятать здесь? Разве дома мало места?

– Вы, наверно, уже знаете… – осторожно прощупала Маслова и убедилась: знает. – Клавдия Васильевна и девочки тоже участвуют. А женщины такие существа, что даже сестре и дочери не уступят в вопросах красоты и изящества. Непременно надо быть первой. В тайне держат наряды, чтобы другая лучше не сделала. Таков женский характер.

– Понимаю, – согласился глубокий знаток предмета, чем вызвал неприметную улыбку дамы. – Лиза принесла платье, чтобы сдать на секретное хранение. Куда положила?

Ему указали на левую ширму.

– Но теперь его там нет?

Маслова только руками развела.

– Украл кто-то из ревнивых конкурсанток?

– Что вы такое говорите. Женская зависть, конечно, страшнее клинка, но у нас, слава богу, все мирно. Нарядов хватает у каждой, девочки не ссорятся…

– Можно их полный список?

Из-под стопочки листков на конторке появилась четвертушка писчей бумаги со столбиком фамилий, писанных чернилами. Черными. Как цифра в хризантеме. Около «Агапова Э. И.» красовалась заветная четверка.

– Почему в списке только одна Агапова?

Лидия Карловна несколько замялась:

– Понимаете, такая ситуация… Не совсем прилично…

Действительно, что подумает публика, если из двенадцати участниц забега четыре будут стартовать от конюшни «Агапова», да еще представлять главного мецената турнира, говоря спортивным языком? Подумает: обман и надувательство. Призы – только своим. Неспортивная игра. Плюнет общественность и больше никогда не поверит в честность конкурса красавиц. В общем, Родион оценил щекотливость ситуации.

– Под какой кличкой… тьфу ты, фамилией Клавдия Васильевна стартует? – спросил Ванзаров, хотя уже нашел подходящие инициалы.

– Выступит под своей девичьей: Лоскутова.

– То есть номер десять. Влада Ивановна под честной фамилией мужа – Вонлярская и номер шесть?

– Именно так. Ольга Ивановна – это Изжегова. Ее – первый. Очень прошу: все это между нами.

Сыскная полиция обещала хранить женскую тайну, как свою. Но списочек возвращать не спешила и к тому же занудно повторила:

– Но куда же делось платье Эльвиры Ивановны?

Лидия Карловна посветлела лицом:

– Да что же я! Ну конечно! Перед самым собранием, когда девочки уже начали собираться, зашла Вероника…

– Это кто? – перебил Родион, стараясь найти в списке инициалов первую «В». Таких нашлось две.

– Вероника Лихачева… Да вот она под номером восемь.

Действительно совпало. Рыцарское сердце дрогнуло предчувствием удачи.

– Что было дальше?

– Вероника сказала, что сможет побыть недолго, зашла за ширму, увидела новое платье и спросила разрешения померить. Я не возражала. Выскочила в нем, такая красавица, сказала, что сбегает, посмотрится в зеркало.

– Она возвращалась?

– Ой, нет… – вдруг растерялась хозяйка. – Я и забыла об этом. Столько дел, каждая лезет со своими претензиями…