несколько тысяч мер пшеницы выкупа, отправил ее в Равенну, к брату Гонорию. Тот насильно отдал ее в жены своему военачальнику Констанцию, который вскоре стал его соправителем. Но и Констанций скоро умер, оставив Галле двух детей, мальчика Валентиниана и девочку Гонорию. С ними она была отослана к Аркадию, другому своему брату, в Константинополь, но там задержалась недолго и после смерти Гонория вернулась в Рим, сделавшись регентшей при своем сыне Валентиниане III. Там правила она 25 лет до своей смерти, которая наступила в 450 году. Ей еще раз суждено было увидеть победы варваров - на этот раз вандалов, которые из Испании переправились в Африку и отняли эту провинцию у Рима. Ее дочь Гонория, которую за связь с одним из дворцовых чиновников выгнали из Равенны, решила выйти замуж за Атиллу, вождя гуннов, создавшего мощное племенное объединение на Дунае и терроризировавшего всю Европу. Инициатива брака исходила на этот раз от римской принцессы: она сама предложила себя гунну и часть Империи в придачу. Гонория жила в это время в Константинополе. Когда стало известно о ее заочной помолвке с Атиллой, ее тут же отослали обратно в Равенну, посадили под замок и спешно выдали замуж за какого-то придворного. Угрожая нашествием, Атилла, однако, требовал невесту и вместе с ней обещанную часть Империи. Но он потерпел поражение в 451 году от римлян, франков и вестготов в битве на Каталунских полях. Через год он снова напал на Италию, требуя огромной дани, и только смерть его в 453 году спасла Рим. Но Галла Плацидия уже не застала этого, как не застала она высадки вестготского короля Гензериха, похода его на Рим, который тот взял и разграбил в 455 году.

Аркадий и Гонорий, Галла Плацидия, Констанций III, Валентиниан III, Гонория. Десятки эфемерных мимолетных правлений.

И все они чеканят монеты, хотя и мало (табл. IX).

В западной части Империи один за другим закрываются монетные дворы. В 420 году прекратили чеканку мастерские в Лионе, Арле, Аквилее, а также в Александрии. После 455 года мастерские в Фессалониках, Гераклее, Константинополе, Никомедии, Антиохии чеканили только для Восточной Римской империи. На Западе периодически изготавливали монеты лишь в Милане, Риме и Равенне, нерегулярно, в небольших количествах.

История трепала римских цезарей, кидала их дочерей в объятия-варваров, заставляла их уступать трон то галлу, то готу; они были игрушкой военных и дворцовых интриг. А на монетах все то же: символы императорских побед, благосостояния государства и изобилия и т. п. Вот Гонорий. На монете император держит фигурку богини Виктории на шаре и попирает ногой побежденного воина, а в руках у него значок на палке с монограммой Иисуса Христа. И это тот самый Гонорий, который все время отсиживался в Равенне. То же на монетах Констанция III. Вот Ромул-Августул - последний император Запада. На монете крест в лавровом венке. И всюду, конечно, портреты. Им стараются придать пышность и представительность, но получаются схематические, лишенные индивидуальной характеристики лица. Они в триумфальных венках, тяжелых плащах, усыпанных каменьями одеяниях, с обязательной массивной драгоценной застежкой-фабулой на плече. У всех одинаковые широко открытые глаза, изображенный острым углом нос, рот, переданный одной чертой… В этих схематических чертах мы ясно читаем наступление новой эпохи с ее новым христианским искусством - условным, схематическим, символическим.

ПРИ МЕРОВИНГАХ И КАРОЛИНГАХ

После падения Рима монетное дело Европы пришло в полный упадок. Первое время короли вестготов и остготов, вандалов, бургундов и лангобардов - новая знать мира - или довольствовались старой римской монетой, или чеканили подражания римским и византийским деньгам. Часто им было достаточно, чтобы на монетах стояли начальные буквы их имен и монограммы. На монетах остготского короля Теодориха, который создал в Италии на развалинах римских городов и вилл новое государство, изображен византийский император, а на обороте - только монограмма Теодориха. Монету другого остготского короля, Аталариха, украшает голова самого короля в короне, весьма примитивно изображенная, с надписью «Счастливая Равенна». На ее обороте буквы DN (т. е. Dominus Noster - «Господь наш»), монограмма короля и крест.

Реалистический портрет, который так ценили римские цезари, поощряя правдивость его, даже если их физиономии требовали от монетных портретистов лести, - этот портрет почти исчез в V веке в римском монетном деле. И совсем выродился он на монетах первых варварских королевств.

Но из-за схематизма и примитивности изображений раннесредне-вековые монеты не становятся менее важным источником информации о той эпохе, когда они были отчеканены. В частности, они рассказывают нам о взаимоотношении варварских королей с христианской церковью - важнейшем политическом и социальном вопросе того времени. Эти короли считали себя христианами. Монограммы Христа и христианские символы - крест или фигура ангела с крестом, появившиеся на римских монетах при Константине и время от времени встречавшиеся в IV и V веках, на деньгах королей готов и франков VI - VII веков присутствуют почти всегда.

Византийские монеты: 1 - Тиберия (VI век н.э.), 2 - Ираклия (VII век н. э.).

Реалистические портреты античного времени уступают место на раннесредневековых монетах условным и схематичным изображениям правителей.

Франкский король из династии Меровингов Хлодвиг однажды во время битвы с племенем алеманов поднял руку и воскликнул: «Я призвал своих старых богов, но они меня покинули. Если ты, Ису-се Христе, дашь мне победу над врагами, и я узнаю силу твою, испытанную народом, который тебе поклоняется, я поверю в тебя и окрещусь именем твоим». Так рассуждал этот король, готовый признать любого бога, который принесет ему победу, а с ней золото, серебро, каменья, рабов, богатые дары и выкупы. И он принял христианство. Когда епископ рассказал ему, как неофиту, об искупительных страданиях Христа, он сказал: «Если бы я был там с моими франками, я бы отомстил за него». Но это великодушное заявление, исходившее от самого сердца, не помешало ему убить одного соперника из франкских вождей за трусость, другого якобы за смерть отца, которую сам же он подстроил, и совершить еще множество кровавых дел. С щедростью, соразмерной только его жестокости, он дарил церкви огромные трофеи, захваченные в боях, - украшения, пояса, бляхи, сосуды, за что церковь простила ему все злодеяния и завоевания.

Такими «христианами» были и другие Меровинги. Религия нужна была им для укрепления и санкционирования своей власти. Но с другой стороны, за кем сила, с теми и церковь - вот о чем говорят эти освещенные