— Уж и пошутить нельзя, — отозвался Борис, сообразив, что разгневанная супруга, пожалуй, не станет церемониться, и оптом припомнит ему все прегрешения и обиды за все последние годы, если ее немедленно не успокоить.

— Не люблю я такие шутки! — как отрезала Наталья, и за столом повисло неловкое молчание.

— Ладно, хорош дуться, — возобновил попытки примирения Борис. — Лучше скажи: Прасковья эта сможет девку на лекарстве держать?

— Если надо — силой вольет. Хотя не понимаю: чего ты так из-за этого переживаешь? Лизка все равно память потеряла. Так зачем ее дальше спаивать?

— Так, на всякий случай. Чтоб было. Сегодня она даже имени своего не помнит, а завтра вдруг, — Борис щелкнул пальцами, — оп-па, и она снова в курсе, что ее дурят, а мы с тобой в ее квартире шикуем. И что она будет делать?

— Что?

— Доберется до первого же милиционера и сдаст нас, как миленьких.

— Ага, а то забыл, что от Прасковьи до ближайшей деревни с десяток километров будет, да и милиции в этом захолустье днем с огнем не сыщешь. Разве что в селе отделение милиции есть, да и то не факт. И кто тебе сказал, что от Прасковьи так легко вырваться? Она Лизку в случае чего как тростинку перешибет одной левой. Кстати, ты ей что сказал насчет применения силы?

— А с чего это тебя вдруг так взволновало?

— Ну, а вдруг Прасковья переборщит, и Лизка калекой останется? Или вовсе жизни лишится. Что тогда?

— Ну, бабку твою я строго предупредил, что Елизавета нам покамест нужна живой. А вот насчет здоровой — это исключительно на ее усмотрение. Главное, чтобы руки целы остались, когда придет пора подписи на бумагах ставить.

— А она поставит? — усомнилась Наталья. — Ты ж ей втюхал, что ее Ольгой зовут. А расписываться придется за Елизавету. И вообще: зачем ты устроил эту подмену имен? Никак не пойму.

— Ну, эта задачка не для средних умов, — напыщенно отозвался Борис, и Наталье стоило больших трудов удержаться и не врезать по его холеной самодовольной морде. — Видишь ли, если бы я сказал, что ее зовут Лиза, девка быстрее бы начала вспоминать свое прошлое. Психика — вещь тонкая, никогда наперед не скажешь, куда кривая вывезет. А так, Ольга и Ольга. Пусть теперь голову поломает. Прасковья ей не поможет, поскольку сама ни черта не знает…

И тут в дверь настойчиво позвонили. Раз, другой. Супруги настороженно переглянулись. Вновь раздалась трель дверного звонка. Борис вздохнул, перекрестился и пошел открывать. Наталья осталась на кухне.

На пороге стоял пожилой человек. Он растерянно перевел взгляд с номера двери на Бориса, но ничего не сказал.

— Ну, чего надо? — не выдержал Борис, почесывая туго обтянутое майкой пузо.

— Простите, я, кажется, ошибся, — ответил тот, развернулся и принялся звонить в квартиру напротив.

Борис пожал плечами и захлопнул дверь. Потом не выдержал и прильнул к смотровому глазку.

Дверь квартиры напротив раскрылась. Живущая там бабка всплеснула руками и пропустила гостя к себе. Осмотрела лестничную клетку, словно опасаясь, что кто-то увидит эту сцену, и закрыла дверь.

— Кто там? — послышался из кухни голос Натальи.

— Да, старпер один дверью ошибся, — сообщил Борис, входя обратно в кухню. — Представляешь, у него роман с бабкой из соседней квартиры!

— С чего ты взял?

— Видела бы ты, как она его приняла. Прямо-таки шпионские страсти разыграла. Интересно, с таким темпераментом у нее еще и муж есть? Или уже успела укатать?

— Ой, все бы тебе по чужим постелям шариться. Не все ли тебе равно: любовники они или нет, — недовольно отозвалась Наталья. — А бабка мне эта, кстати, очень не нравится. Видел бы ты, какой она на нас взгляд бросила, когда мы от Прасковьи возвращались.

— Да тебе сейчас в каждом углу шорохи мерещатся, — отмахнулся Борис и вновь налил себе и жене водочки. — Ладно, давай, как водится, накатим за успех нашего безнадежного мероприятия!

— Да мне больше не надо, — попыталась отказаться Наталья, но тут же нарвалась на грозный окрик:

— Пей, тебе говорят!…

* * *

Меж тем в квартире напротив состоялся следующий диалог.

— Ох, боюсь, Яковлевич, большая беда стряслась. Ты, чай, из-за этого сюда и приехал?

— Из-за этого, Катюша, из-за этого. Что-то сердце у меня кольнуло. Дай, думаю, проверю, все ли в порядке. И опоздал, старый пень. Мне бы пораньше спохватиться, вместо того, чтобы себя успокаивать. Эх, как я Лизиным родителям в глаза погляжу, если с нею что-то случится…

— Так давай милицию вызовем! Ты-то ей чай не посторонний будешь! Значит, имеешь право.

— Нет, Катюш, в милицию я, конечно, обращусь, но не сейчас. Боюсь, как бы Лизоньке не навредить. Да и опоздать рискуем. Пока три дня с пропажи не пройдет, они даже не чухнутся. Да и чужаков как бы не спугнуть. Они единственные знают, что случилось. А так допросят их разок в милиции, они возьмут и дадут деру. А Лизе — труба. Нет, с милицией пока подождем. Лучше расскажи: ты-то откуда поняла, что у нас беда стряслась?

— А как тут не понять? Лизонька на днях ко мне заходит, масло у нее подсолнечное закончилось. А сама — словно мумия египетская. Бледненькая такая, глазища огромные во все лицо, словно кругами очерченные. Я ее спрашиваю, все ли в порядке, а она головой кивает и ничего не говорит. Ну, думаю, мало ли что, дело молодое. Опять за своим компьютером пересидела, как пить дать. У меня вон зять тоже: как ночь у телевизора этого проведет, утром на него и смотреть страшно: глаза красные, физиономия — краше в гроб кладут…

— А что дальше было? — мягко вернул Яковлевич свою собеседницу к нужной теме.

— А ничего. Обычно, если Лизонька у меня чего-нибудь берет, то на следующий день обязательно возвращает. Не любит она в долгах ходить, даже в копеечных. И обязательно еще что-нибудь сделает: в квартире приберет или в магазин сходит. А у меня как раз крупы закончились. Думаю, вот и хорошо: придет Лиза, я ее в магазин и отправлю. День прошел — Лизы нет. Я сначала и не волновалась нисколечко. Мало ли что: забыла или занята была. А тут как увидела этих…

— Того мужика, который мне дверь открыл?

— Ну да, его и бабу ейную. Я ж сразу вижу, что не наши. Думаю: мало ли чего, погостить к кому приехали, дело-то хозяйское. Села с ними в один лифт, а они вместе со мной выходят и прямиком к Лизе направляются. Дверь своим ключом открывают и проходят. А я — веришь, нет? — как осталась на своем пороге с разинутым ртом стоять, так и простояла неведомо сколько. Стала думать, как бы тебе дать знать, а тут ты и сам пожаловал.

— Что ж, понятно, — помассировал себе виски Яковлевич. — Исходя из твоего рассказа ясно, что Лиза с захватчиками успела плотно пообщаться. Сколько я ее помню, если остается дома одна, то никогда для себя не готовит. Колбаски там или сухомятки какой перехватит, и все. А раз масло брала — значит, готовила на компанию. Интересно знать: что они такого ей сказали, что она их впустила? Лиза — девочка осторожная.