Машина похитителя Жюли, угнанная в Бельгии, а затем сожженная во Франции двумя мелкими шкодниками. Габриэль вспомнил, что говорил Поль о нем самом: по словам бывшего коллеги, он сбежал из Сагаса, чтобы перебраться на север. Габриэль представил, в каком состоянии тогда был… Четыре года расследования – и ничего, полное отчаяние. Потом этот долгожданный прорыв. Колесил ли он по Икселю и окрестностям бельгийской столицы, один, без своего жандармского кепи, пытаясь добраться до владельца машины? Или же, наоборот, все бросил, чтобы погрузиться в отчаяние и продолжать тлеть на медленном огне вдали от Сагаса и его проклятых гор?

Половина третьего ночи. Вокруг него выплясывали страницы, голова кружилась. Габриэль расхаживал по комнате с фотографией «форда» в руке. Он пытался прикинуть возможный сценарий. Машина сначала съехала с автострады, потом вернулась на нее с интервалом в три часа. В середине того дня Жюли каталась на велосипеде по лесным склонам. У нее были свои привычки, ее стартовая и финишная точка никогда не менялась: парковка на подъеме к Альбиону. В тот момент, когда она собиралась снова выехать на дорогу, ее похитили. Возможно, водитель серого «форда» забрался вглубь леса. Вынудил Жюли остановиться. «Мадемуазель? Пожалуйста! Не подскажете?» Жюли резко затормозила и прислонила велосипед к дереву. И тогда похититель силой утащил ее к машине или же убедил пойти добровольно.

Габриэль представлял себе ужас дочери. Дверца багажника захлопнулась, погрузив ее в неизвестность. Стучала ли она, или ее оглушили? Звала ли на помощь? Папа, помоги! Папа, ты мне нужен!

Его там не было.

Он присел и взялся за стопку бумаг. Нет, читать он больше не мог. Совершенно вымотался. Он рухнул на кровать и распластался на матрасе с листовкой в руке. Жюли улыбалась ему, сжимая в пальцах свой кулон в форме книги. Он мог бы проводить с ней больше времени, когда все еще было хорошо. Чаще вместе кататься на велосипеде, ценить ее присутствие рядом каждый день, говорить, как он ее любит. А он никогда этого не делал.

Габриэль поклялся, что он ее отыщет, но двенадцать лет спустя он вернулся на исходную позицию в этот мрачный гостиничный номер. Может, его амнезия для того и случилась, чтобы он осознал, как жалко провалился.

15

Прямо перед ним его бригада, его душа, его прошлое.

Габриэль зашел в жандармерию. Никто с ним не заговорил. С ним едва здоровались, его избегали. В коридорах он посматривал в застекленные двери. Ничего не изменилось. Те же запахи, поскрипывание линолеума, приоткрытая лыжная кладовка, где снегоступы, лыжные палки и горные рюкзаки дожидались первого снега. Габриэль сунулся туда, поискал свое имя на шкафчиках, прежде чем до него дошла вся глупость этого порыва. Вышел и прикрыл дверь.

На месте Солены Пелтье торчало незнакомое лицо. Потом он на пару секунд остановился перед своим бывшим кабинетом. Через жалюзи он различил Луизу среди стоящих спиной фигур. Сердце на мгновение замерло, когда одно из лиц обернулось к нему. Коринна… Его жена, в мгновение ока ставшая бывшей.

Время и ее не пощадило, но она не шла вразрез с той Коринной, которая жила в его памяти, – широкий лоб, высокие скулы, ледяные озера глаз, перед которыми он когда-то давно не смог устоять.

Она поднесла к губам платок. Хотя в ее взгляде не было враждебности, она не сделала ни малейшего движения Габриэлю навстречу. Поль наверняка рассказал ей о его возвращении, но что именно? Она отвернулась и снова опустила голову. Конечно, она уже знала о найденном на берегу теле. Ждать результатов анализов, которые докажут, не труп ли это вашего ребенка… Что может быть хуже?

С тяжелым сердцем Габриэль отказался от мысли подойти к ней. В любом случае, что он мог ей сказать? Он больше не чувствовал любви к ней. Поль прав, они оба просто выживали. Габриэль представил себе, какой ад пришлось пережить Коринне в вечер расправы над Полем. Она больше не хотела его видеть, они развелись… Все было кончено.

Он двинулся дальше, но прежде обменялся взглядами с Бенжаменом Мартини. Бенжаменом, так мечтавшим стать начальником группы и вечно остающимся на вторых ролях. Чуть дальше стоял новый ксерокс и кулер. В конце коридора он нашел кабинет Поля и вошел туда, не постучавшись. Та же обстановка, что и по его воспоминаниям, только более потрепанная. Жалюзи на окнах по-прежнему открывали и закрывали, дергая за шнуры, которые неизменно запутывались. Только компьютер показался ему более современным.

За спиной его бывшего коллеги рядом с окном, выходящим на Блок-хаус, на пустой белой доске россыпь магнитиков. Габриэль заметил в лотке стопку фотографий, перевернутых изображением вниз: их наверняка сняли перед его приходом. Он положил папку с досье на деревянный стол.

На сидящем напротив Поле был уставной темно-синий свитер, на плечах ярко выделялись погоны с нашивками. Посмотрев, как тот снимает очки, Габриэль невольно подумал об усталом бюрократе. Жандарм из прошлого, живчик с блестящими глазами, больше не существовал.

– Я поговорил утром с твоим неврологом, – сразу перешел к делу Поль. – Выходит, твоя проблема с памятью – не выдуманная хрень. Самая дикая история, какую я когда-либо слышал. Ну, если не считать дождя из птиц, которая в своем роде тоже бьет все рекорды.

– Ты все-таки решил сунуть нос в больницу. Тронут доверием…

– Ты меня знаешь, а люди не меняются. Я должен был понять, что именно с тобой случилось. Эта психо-какая-то амнезия… Просто… поразительно.

– Да уж, поразительно. Лучше скажи мне, что ты знаешь о Ванде Гершвиц.

Поль встал налить себе воды. Предложил Габриэлю, тот отказался, вернулся и снова устроился в своем старом кресле на колесиках. Разломил ампулу с витамином D, вылил ее содержимое в стакан с водой.

– Ванда Гершвиц… Ну конечно, ты всю ночь читал копию досье. Я так и думал, что, заполучив ее, ты явишься с кучей вопросов. Черт, это же старая история. Я даже не помню, о чем ты говоришь.

Габриэль присел на стол, наклонившись вперед. Настенные часы под потолком показывали ровно два.

– Я освежу тебе память.

– И это говорит человек с амнезией…

– Девятое апреля две тысячи восьмого: в тот вечер я пришел выяснить личности постояльцев гостиницы «У скалы», которые жили там между пятым и девятым марта. В списке была Ванда Гершвиц, которая занимала один из номеров с двадцать четвертого февраля и до дня похищения моей дочери, восьмого марта. Пятнадцать дней в этой крысиной дыре, оплата налом…

Поль отпил воды с апельсиновым вкусом, впечатленный памятью того, кто вроде бы ее потерял.

– Проходит больше шести месяцев, пока наконец не начинают разбираться с содержимым моего блокнота, раз других ниточек не остается. Предстоит отыскать одного за другим всех приезжих, находившихся в Сагасе в момент исчезновения Жюли, проверить каждого по картотеке правонарушений в надежде, что где-то замигает красная лампочка… И тут попадается эта Ванда Гершвиц, которой не существует в природе. Выдуманная личность.