Прошлой осенью Дженкс наконец починил прожекторы, подсвечивающие шпиль, и у нас стало еще красивей. Здание это годами не использовалось по прямому назначению, но было освящено — заново освящено. Первоначально Айви остановила выбор на церкви в качестве штаб-квартиры нашего детективного агентства, чтобы позлить свою неживую мать, но теперь мы не променяли бы наш дом на более привычное жилье, даже если бы подвернулась возможность. Я себя чувствовала здесь в безопасности. И Айви тоже. А Дженксу нужен сад, чтобы прокормить четыре дюжины его детей.

— Давай шустрее, Рейч, — сказал Дженкс из-под шапки. — У меня уже сосульки на носу.

Засмеявшись, я вслед за Айви прошла к истертым ступенькам переднего крыльца. Дженкс по дороге домой тоже молчал, и я уже почти пожелала узнать, что случилось на девятый день Рождества — лишь бы избавиться от необходимости в одиночку поддерживать разговор с Алексом. Непонятно было — особенно в случае Айви, — задумались мои партнеры о чем-то или просто злятся.

Может, она считала, что я ей натянула нос, первой узнав, что Тилсоны — самозванцы. А может, ей не хотелось идти на катер Кистена. Она его любила, как и я. Нет, глубже и дольше, чем я. Я вообще-то думала, она ухватится за шанс найти его убийцу, найти вампира, который хотел превратить меня в свою игрушку.

Шаги Айви замолкли на присоленных ступеньках; я вскинула голову на вырвавшееся у нее приглушенное ругательство. Оторопев, я проследила ее взгляд на нашу вывеску над дверью.

— Да чтоб их Поворотом шлепнуло, — прошептала я, глядя на черные буквы «ЧЕРНАЯ ВЕДЬМ» и наполовину прорисованное тем же цветом «А» — распыленная из баллончика краска капала с латунной таблички на дубовую дверь.

— Что там? — взвизгнул Дженкс, дергая меня за волосы — ему ничего не было видно.

— Нашу вывеску раскрасили, — сказала Айви ровным голосом, но ясно было, что она в бешенстве. — Надо будет оставлять здесь свет, — пробормотала она, распахивая дверь и входя.

— Свет? — воскликнула я. — Да здесь и так светло как… как в церкви!

Айви была уже за дверью, а я остановилась, упершись руками в бока и все больше выходя из себя. На меня велась атака — я это до самых печенок почувствовала, заметив враждебную настороженность копов из ФВБ в доме Тилсонов.

Гады.

— Бис!! — крикнула я, глядя вверх и не понимая, куда запропастился этот мелкий тип. — Ты здесь?

— Рейч, — снова дернул меня за волосы Дженкс. — Мне надо узнать, как там Маталина с детьми.

— Прости, — смутилась я.

Запахнув плотнее куртку, я вошла в дом и хлопнула дверью. От злости и засов заложила, хотя официально мы до полуночи открыты. Шапка у меня на волосах чуть приподнялась, и Дженкс стрелой метнулся в святилище. Я неторопливо сняла шапку и повесила на крючок; настроение улучшилось от хорового «Приве-е-ет», спетого тоненькими голосами пиксенят. В прошлый раз я вывеску четыре часа отскребала. Где этот Бис, ко всем чертям? Хоть бы с ним ничего не случилось — «художнику» явно помешали.

Я подумала, не зачаровать ли вывеску, но вряд ли существует заклинание, способное сделать металл «краскоотталкивающим». Можно, конечно, наложить на вывеску черные чары, чтобы любой к ней притронувшийся покрылся прыщами, но это незаконно. А я, что бы там ни утверждали уличные «художники», белая ведьма, черт побери.

Я повесила куртку на плечики, чувствуя, как просачивается в меня понемногу домашнее тепло. За темным полумраком вестибюля стоял мой письменный стол — в дальней части церковного зала, там, где раньше был алтарь. Дубовый стол с выдвигающейся крышкой, сейчас заставленный цветочными горшками и служащий зимним домом для Дженкса и его семьи. Жить здесь безопаснее, чем укладываться в спячку в старом пне на заднем дворе, а поскольку я письменным столом не пользуюсь, то все, чем я рискую — это обнаружить, что девчонки-пикси поиграли с моей косметикой или наплели гамаков из оставленных на щетке волос.

С другой стороны зала оборудован неформальный уголок — диван и кресла вокруг журнального столика. Там стоит телевизор и стереосистема, но это не столько гостиная, сколько место для бесед с клиентами. Нашим неживым заказчикам приходится пользоваться задней дверью и проходить в неосвященную часть здания, в нашу личную гостиную. Там стоит рождественская елка Айви, и под ней еще лежит один подарок. Гоняясь за Томом, я насмерть сгубила Дэвидов кожаный плащ, так что просто должна подарить ему новый. Дэвид сейчас на Багамах вместе со своими дамами — там у них семинар по страховому делу.

Один из углов в передней части зала занят кабинетным роялем Айви — оттуда, где я стою сейчас, его не видно, — а напротив него гимнастический мат, на котором я занимаюсь, когда Айви нет дома. Айви для поддержания формы ходит в гимнастический зал. По крайней мере так она говорит, когда уходит вся на взводе, а возвращается довольная, сытая и расслабленная. А посреди зала стоит потрепанный бильярдный стол Кистена, выброшенный на улицу и спасенный нами — самому Кистену повезло меньше.

Настроение у меня медленно переходило из злости в грусть, пока я снимала ботинки и ставила их под вешалкой. На открытых балках потолка ватага Дженксовых детишек распевала рождественские гимны, и трудно было злиться, когда неземное трехголосье мешалось с ароматом поспевающего кофе.

Кофе, думала я, шлепаясь на диван и тыкая пультом в стереосистему. Быстрые и агрессивные звуки «Кристал Метод» взорвали воздух, я бросила пульт на стол и задрала ноги кверху, отключаясь от всего. После кофе станет полегче, но его еще минут пять дожидаться, наверное. Айви нужно немного побыть в одиночестве после поездки в тесноте полицейской машины.

Дженкс приземлился на роскошное украшение для стола, подаренное когда-то отцом Айви. Штука вся блистала и сверкала, но Дженкс на ней смотрелся к месту, стоя на торчащих во все стороны цветных палочках. При Дженксе был один из сыновей: ребенку опять склеили крылья; размазанные по мордашке слезы выдавали его горе.

— Не принимай близко к сердцу, Рейч, — сказал Дженкс, натрясая пыльцу в сложенные «лодочкой» крылья сына. — Я тебе завтра помогу все оттереть.

— Сама справлюсь, — проворчала я; меня не прельщала мысль рисковать шеей, громоздясь на стремянку, к удовольствию «художника», который может ездить туда-сюда мимо церкви. Помощь Дженкса пришлась бы кстати, но температура точно не позволит.

— Это несправедливо! — пожаловалась я, и тут заметила на окнах новое украшение — крошечные вырезанные из бумаги снежинки. Вот откуда клей. Снежинки были размером с ноготь моего мизинца, и красоты несказанной. — Сколько я сделала хорошего, никто не помнит, а если что не так — так помнят все, — ныла я под ерзанье Дженксова сына в папиных заботливых руках. — Ну и что, что я демона вызвала, если все кончилось хорошо? В смысле, кто скажет, что в Цинциннати не стало лучше без Пискари? Ринн Кормель — куда лучший глава криминального мира, чем он. И Айви он нравится.

— Это верно, — сказал пикси, осторожно разделяя крылышки сына. У него за спиной выглянула из темного коридора Рекс, Дженксова кошка: голосок ее четырехдюймового хозяина выманил ее с колокольни. Как раз на прошлой неделе Дженкс смастерил кошачью дверцу в двери на лестницу колокольни, устав каждый раз просить кого-нибудь открыть кошке дверь. Зверю нравилась колокольня с ее высокими окнами. Для Биса новый вход тоже годился, хотя горгуль им не часто пользовался.