Но Кэндзи и ухом не повел. Он уже положил книгу на стол и, поигрывая очками с половинками стекол, бесстрастно осведомился:

— Жозеф, вы сделали опись изданий Бальзака?

— Разумеется. Мы с Виктором сегодня вечером идем к герцогу де Фриулю — его сиятельство обещал показать мне собрание эротических гравюр. Выйти нам нужно часа в четыре. Вы закроете лавку?

Кэндзи степенно водрузил очки на нос.

— С этой сделкой Виктор справится и без вас. Тут необходимы чувство такта и доскональное знание истории гравюры, а вам еще многому нужно учиться.

— Но я… — Жозефу помешало договорить вторжение покупательницы — явилась мадам Шодре, супруга аптекаря с улицы Иакова:

— Добрый день, господа. Мне нужна «Партия Левой Ноги», роман Мари-Анны де Бовэ,[29]вышедший у Лемера. Мадам Баллю очень рекомендует почитать, говорит — весьма увлекательное сочинение.

— Жозеф, найдите для мадам «Партию Левой Ноги» — это как раз в вашей компетенции.

Отправиться на подземный концерт в одиннадцать часов вечера — что за нелепая причуда! Кому скажи — не поверят… Солгать по телефону было бы, конечно, безопаснее, чем в глаза, но Виктор чувствовал себя виноватым, оттого что собирался оставить беременную супругу одну в такое непростое время — Таша хандрила, — и, пересилив себя, он поехал ужинать домой, на улицу Фонтен.

По пути Виктор прицепился «вагончиком» к омнибусу маршрута Мадлен — Бастилия и, поставив ноги на педальное крепление велосипеда, наслаждался путешествием. Однако вскоре был замечен и обруган красномордым кучером в цилиндре, который преподал ему правила дорожного движения на доходчивом языке. Виктор ответил улыбкой. Крутить педали, подставляя лицо ветру, дышать атмосферой Парижа, насыщенной ароматами, цветом, многоголосьем, — что может быть приятнее? Впереди — весна и лето. Какие захватывающие приключения ему уготованы?..

Огибая церковь Троицы, он подумал: «Троица! Нас будет трое в июне… А если ребенок встанет между мной и Таша? Если он разлучит нас, вместо того чтобы связать еще крепче?.. Хватит об этом, Легри! Ты так стремился стать взрослым мужчиной — и все для того, чтобы вдруг понять, что хочешь снова сделаться маленьким мальчиком?.. А впрочем, взрослые люди только притворяются взрослыми — все мы в глубине души остаемся детьми».

Порой Таша охватывала всепоглощающая радость от того, что в ней вызревает новая жизнь. Но на место радости быстро приходила хандра, приступы чрезмерной веселости оборачивались меланхолией, и сердце сжималось от смутной тревоги. Она ужасно расстраивалась, глядя, как растет и уродливо меняется ее тело. Постоянная слабость исключала интимную близость с Виктором. Выпирающий живот мешал рисовать, а несколько недель назад доктор Рейно сказал, что ей противопоказано долго стоять, и с тех пор она не подходила к мольберту. Жила почти как затворница, большую часть времени валялась на кровати и читала или делала наброски углем в блокноте. Иногда она иллюстрировала сказки свояченицы, тоже беременной. Айрис недавно закончила «Котика с острова Мэн», оставалась все такой же энергичной, не утратила резвости и никогда не унывала, несмотря на постоянное общение со своей свекровью Эфросиньей.

Таша, отложив книгу, помассировала поясницу. Малыш пошевелился в животе, и она, преисполнившись нежности, вдруг вспомнила собственное детство. Это было так давно, так далеко и непохоже на ее нынешнюю жизнь… Мираж, эхо нездешней мелодии…

— Рахиль! Рахиль, вернись! Здесь нельзя играть!

Она бежит за младшей сестренкой по рыбному рынку в Одессе среди щедрых даров Черного моря. Вокруг пестро и нарядно — кроваво-красные барабульки, коричневые широколобки, пойманные среди береговых утесов; голубые и синие скумбрии, серебристые сардины, плоские морские языки с зеленоватой чешуей, ощетинившейся шипами…

«Рахиль, как я по тебе скучаю!» — подумала Таша и увидела за окном Виктора. Она улеглась поудобнее и снова открыла стихотворный сборник.

— Что ты читаешь, милая? — спросил через минуту Виктор, заботливо поправив подушку у нее под головой.

— «Там все Европой дышит, веет, все блещет югом и пестреет разнообразностью живой…»[30]

— Знаю, так Пушкин сказал об Одессе! Мы непременно свозим туда нашу дочь.

— Нашего сына!

— Как вам будет угодно, мадам. — Рука Виктора скользнула в декольте Таша. — Они такие… внушительные…

— Я вся-вся такая внушительная, — фыркнула она. — Чувствую себя китом, выброшенным на берег.

— Ты королева китов, прекрасная и желанная!

— Между прочим, это ты во всем виноват… Ты переодеваешься? Куда-то собрался?

— Да, поужинаю с тобой и побегу. Жозеф уже, наверное, заждался. Нагрянем на ночь глядя к герцогу де Фриулю — он распродает свою библиотеку.

Таша понаблюдала, как муж снимает брюки, и схватилась за блокнот и карандаш.

— О нет, милая, умоляю, не надо рисовать меня в таком виде!

— В таком виде ты можешь сесть за стол — тогда не придется стирать одежду, а то Эфросинья приготовила нам пулярку в собственном соку. Кстати, тебе письмо. — Она протянула Виктору листочек бумаги, сложенный вчетверо, и он, развернув, прочитал: «Насчет комнаты — ладно, уломали».

— И что это значит? — удивился Виктор.

— Столяр согласен сдать в наем свой сарай. Угадай — кому? Блистательному фавориту королевы китов!

— Ты хочешь выселить меня в сарай?!

— Мы выселим туда все твои фотографические причиндалы, и у тебя будет настоящая фотолаборатория, она же рабочий кабинет в двух шагах от квартиры. Я уже договорилась с водопроводчиком. Ты доволен?

Виктор встал рядом с кроватью на колени и поцеловал жену в лоб.

— Я тебя обожаю!

— Милый, поцелуй меня еще раз… всего семь часов… ты ведь еще успеешь к Фриулю…

Вечер того же дня

В зеленоватом свете фонаря Мельхиор Шалюмо с трудом различил стрелки на циферблате карманных часов: четверть одиннадцатого.

На бульваре Святого Иакова вырисовывались силуэты фланирующих полуночников, все витрины попрятались за охранными решетками, лишь хозяева корсетной лавки припоздали с закрытием — за стеклом виднелись черные и белые пятна корсетов, расшитых цветами и орнаментами. Мельхиор на них не обратил внимания — он осторожно обходил участок дороги, на котором ремонтники оставили ведра, заляпанные гудроном. Невидимый в темноте, заорал кот, жалуясь на судьбу. Процокали каблучки, и из тени вынырнула девица.

— Эй, малолетка, поразвлечься не желаешь? — хихикнула она при виде человечка.